Но тогда была война

Время, время, как ты ни усердствуй,

Не получится выветрить прочь

Хвойный запах из праздника детства

В новогоднюю синюю ночь.

С той поры пролетело полвека.

Завитринный искуственный куст

В виде елки — пустая утеха

Для моих растревоженных чувств.

На губах моих сок горьковатый

Мандариновой кожуры…

Где ж ты, Женька, мой лебедь и брат мой?!

Где ж ты, лебедь мой белый из ваты,

Где волшебные детства шары?!

ТЕЛИК

Первый телевизор появился в доме моей одноклассницы Ларисы по прозвищу Риса. Их дом стоял во втором переулке у самой поляны. И вечерами мы страдали под их окнами в надежде как-нибудь попасть внутрь. Преодолеть себя, заставить свою руку подняться и постучать в чужую дверь или окно — выше моих сил, и до сих пор кара смертная просить что-либо для себя. Но за мной стояла команда оборвышей и надеялась, и я в конце концов стучал.

Нам великодушно разрешали войти. Мы рассаживались на полу и глазели в ящик, пялились в маленький экран со шторкой ленинградского телевизора, смутно разбирая, что там происходит в этом настольном кино. Удивление было не в том, что мы могли смотреть, а в том, что кино шагнуло в дом и оно может сегодня-завтра оказаться и в твоем доме.

Родной дядька ребят Ивановских жил в Москве напротив Курского вокзала в доме, где до сих пор сохранилась булочная. Как раз в ней отец каждый день покупал по шесть батонов за рубль тридцать штука. Вот в этот дом мы и наладились ездить зимними вечерами. Удобно: смотал на электричке за двадцать минут до Курского, перешел через Садовое кольцо — и здравствуйте, мы приехали. Мы — это все племянники Ивановские, да я с ними, брат мой Женька и кто-нибудь еще, Толька Козлов например. Поднимемся по лестнице, поскребемся в дверь, нас впустят молча, без оговоров, терпят весь вечер, а мы, сидя на полу, смотрим подряд все происходящее на крохотном экране телевизора КВН-1.

Домой возвращались поздно, тратя время дороги на обмен впечатлениями от просмотренного и обсуждение того, чем нас угощала родня Ивановских — бутербродами и чаем с печеньем.

ГУДОК

Вот "запел гудок заводской". Его голос трудно забыть, он и по сей день гудит во мне. А когда удается услышать (теперь — все реже) известную песню: "а мы не время с тем гудком, мы с ним судьбу свою сверяли…", я считаю, что она про меня, про нас. Да, "уж не сигналят поезда, и не гудят автомобили, и, между прочим, навсегда гудок фабричный отменили", но никто не в силах и не в праве отменить память о той далекой жизни, в которой день начинался с заводского гудка, привычно кричащего над округой. В деревне — петухи, у нас — завод и паровозы: эй, люди, вставайте, на работу пора!

СЛАДКИЙ ЗАПАХ ПАМЯТИ

Моему сыну Ване было восемь месяцев, когда на него напал коклюш. Потом на нас перекинулся. И мы все дохали по очереди и сидели дома на карантине. Наконец, начали выходить на свежий воздух, на прогулки. Жили мы тогда на Краснобогатырской улице. Через соседний двор, за домами я проделывал путь до Яузского лесопарка, где под сенью Лосиного острова дышалось легче и кашель отступал.

Дальний угол того двора оказался частью старой улицы, напомнившей мне новогиреескую: клочок булыжной мостовой и старый почерневший столб на пасынках из обрезков рельсов. К столбу прибита железная табличка; на ней сохранилась надпись по трафарету: "Керосин продается по вторникам". Чем не строчка для стихов. И пахнуло детством. Вот как! сюда, значит, привозили цистерну с керосином, и народ сходился с бидончиками и выстраивался в очередь. А как же, разве можно представить ту жизнь без очередей?

А нам керосин не подвозили. Мы топали за ним в палатку возле станции "Кусково" или за новогиреевский рынок. Стоишь, стоишь, ждешь, ждешь, мучаешься на морозе или на жаре. Подойдешь к палатке: дядь, дай покачаю. А из таких качальщиков у дяди отдельная очередь. Дождешься, схватишься за деревянный рычаг насоса, вдыхаешь благоуханный аромат керосина (кто же его не любил нюхать!) и качаешь, качаешь: бульк-бульк плещет керосин порциями в чан, из которого продавец разливает литровым ковшом топливо по бидонам. А потом скажет тебе: ладно, хорош, ты сунешь ему свой бидон, а рычаг уже в руках твоего товарища. Получишь керосин и домой, домой, бидоном по мослам колотишь.

А чаще бывало так: стоишь, стоишь, медленно движется очередь. Наконец дошло до тебя, протягиваешь бидон в окошко: пять ли… А мужик шторку сверху вниз грох — закрыто! На обед? Нет, керосин кончился. А когда привезут? А бог его знает! Подумаешь, подумаешь и айда в Кусково или, наоборот, из Кускова в Новогиреево. Вот и понюхали керосинчика.

Когда меня, случается, спрашивают, доволен ли я жизнью, счастливый ли я человек, я отвечаю: на мне в детстве керосин кончался. А спрашивающий в ответ: а на мне — лента в кассовом аппарате, а керосин — за одного человека до меня. Смеемся: значит, мы самые счастливые люди на свете.

СУП ИЗ РАЗНЫХ КРУП

(ЭТЮД N8)