Но тогда была война

расплясаться, распеться Россия.

И от песен твоих растворяется мгла,

дочь земли нашей русской, Мария.

В деревнях, в городах повстречаетесь мне,

до земли поклонюсь вам, родные.

Вечно имя Мария в родной стороне

будет рядом со словом Россия.

1980

АРИФМЕТИКА

Лежат под лестницею ровно

пронумерованные бревна,

точней — полешки, сушь да жар,

соседа жадного товар.

Рецепт добычи — засекречен.

А нам топить сегодня нечем.

От холода — и дрожь, и зуд.

Когда ж дровишки привезут?

У матери радикулит.

И младший брат с утра скулит.

Молчит холодная плита.

Сестра слезами занята,

легла одетою в кровать.

Белеет школьная тетрадь,

в чернильнице, что возле,

все суффиксы замерзли.

Домашняя работа

не клеится чего-то.

— Дровишек дай взаймы, дядь Петь?

— А чем, щенок, вернешь, ответь?

Ты брысь отседа, малый,

не шастай тут, не балуй! -

Обрубком пальца погрозя,

садится в сани и, скользя

и голову набыча,

за новой мчит добычей.

Я в арифметике хитер.

Беру из-под печи топор,

хозяйственно без спешки

колю его полешки.

Колю их вдоль. Мне в аккурат

пяти полешек хватит.

Чтоб перестал канючить брат,

чтоб встала мать с кровати…

Колю нахально — на крыльце,

Но так, чтоб жирный на торце

Остался целым номер,

Чтоб жадина не помер…

От каждого полешка

Я отколю, конечно,

Чуть-чуть.

Согреемся мы всласть…

А это называлось красть.

Был за эту математику

Бит соседом я и матерью.

На ушах моих отметиной

Та пылала "арифметика".

1982

* * *

В палисаднике холмик,

обелиск и звезда.

Мало кто уж и помнит,

почему и когда…

А в домишке старинном

проживает один

офицерского чина

обладатель седин.

А мундир заутюжен,

и видать по всему:

отдых честно заслужен

и положен ему.

Он награду к награде

раз наденет в году

и замрет при параде

в день Победы в саду.

В карауле печали

ветеран-командир.

Тяжелеет плечами

с каждым годом мундир.

Был он храбр и отважен.

не зазря ордена.

Не царапнула даже,

"пожалела" война.

Возле звездочки алой

головою поник

боевой и бывалый

офицер-отставник.

Здесь убежище было

мирных жителей. Здесь

в сорок первом срубило

корень-род его весь…

И никто не услышит,

как он стонет в ночи…

Эту рану не впишут

ему в карту врачи.

1982

СОН

Приснился сон (сильней не знаю довода

за то, чтоб встать и крикнуть: "Нет и нет!") -

летит Земля — планета взорванная, вдовая,

сравнявшись с миллионами планет.

Земля — пустыня. Не песок, а пепел.

И нет вопроса: быть или не быть.

Распались миллионолетий цепи,

и жутко на тот пепел наступить.

И как ступить ты сможешь на планету?

В том пепле — ты и близкие твои.

Все — пепел. Ничего живого нету:

ни зверя, ни людей — лишь муравьи.

Планета — муравейник, чудо космоса

в тумане сером свой вершит полет.

И в космосе тряся седыми космами,

она проклятья в бесконечность шлет…

Кошмарный сон разбит трамвайным звоном.

Окно — враспашку. Свежий ветер в грудь.

И муравей на лепестке зеленом

Мне улыбнулся, кажется, чуть-чуть…

1982

СИРЕНЕВЫЙ КРАЙ

В мае, когда-нибудь, утречком, с Курского

сядь в электричку и поезжай

в Новогиреево, как на экскурсию

в детство, в зеленый сиреневый край…

Новогиреево, ты обогрей его,

гостя, прими своего земляка.

Новогиреево веткой сиреневой

машет из прошлого, издалека…

Были проспекты, как просеки, ровными,

лился московский с террас "гаварок",

киноафишы с Любовью Петровной,

Козина из-под иглы тенорок.

Сон обрывая, падали яблоки -

вот здесь какая была тишина.

А по ночам кто-то вскрикивал жалобно -

это себя убивала страна…

Жизнь пережита, не станется прежнею.

Песню другую об этом спою.

А про сирень по лимиту приезжие

ведать не ведают в нашем краю.

Дальше и дальше от прошлого времени.

Тем, кто моложе, — как призрачный сон.

Нет ни сирени, ни яблонь кипения,

только асфальт да железобетон…

Новогиреево, ты обогрей его,

гостя, прими своего земляка.

Новогиреево, веткой сиреневой

машет из прошлого издалека…

1986

* * *

Не отдавайте память о войне

начавшим лгать о ней -

на переплавку.

Нет, не по совести (заказ идет извне)

строчат они угодливую главку.

Солдатских сил почуяли исход,

заводят о победе злые речи.

Но памятью руководит Народ,

совсем не те, кто влез ему на плечи.

Пока мы живы — в шрамах и рубцах -

не троньте нашего о ней понятья

и не толкайте ко врагам в объятья,

на то согласья нет у нас в сердцах.

И на исходе нам достанет сил

схватиться с тем, кто праздник гнет на тризну.

Пускай шипят: "Никто вас не просил

спасать Европу…" — мы спасли Отчизну.

1990

ПЕРОВСКИЙ РЫНОК

В эпоху керосинок и власти КГБ

гулял Перовский рынок

с окурком на губе.

Дурили инвалиды

прохожих в три листа.

Стакан у Соньки-Гниды -

всегда пожалуйста!

Отстегивай косые,

пока живешь — живи!

Гуляй, гуляй, Россия!

Воруй, воруй, Россия!

Торгуй, торгуй, Россия!

но не продешеви!

Идет с "пером" фиксатый,

в шесть клиньев кепор — тать!

И никаким Усатым его не запугать.

Весь мир — его заложник, ничем не обороть.

Скажи, скажи, за что же

забыл ты нас, Господь?!

Казалось, два народа

в одной стране живет.

Один, с лицом урода,

ворует, пьёт и жрёт.

Другой, с лицом героя,

сгорает на войне,

чтоб мы людьми с тобою

росли в родной стране.

Мы выросли. И что же?

Ты на экран взгляни.

Все воровские рожи,

опять кругом — они

И снова инвалидам

три карты крутит бес.

И внучка Соньки-Гниды

Сбашляла "Мерседес".

Куда же ты, Россия,