Ночь полководца

Она выкладывала на лавку вещи: алюминиевый портсигар, в котором стучали пуговицы, трофейную масленку из пластмассы, револьверные патроны, бюстгальтер, кобуру от парабеллума, чистое полотенце...

Маша, надев, гимнастерку, подпоясавшись, села на лавку. Аня встала рядом и несмело обняла подругу. Та прижалась щекой к ее руке. Доброе, благодарное чувство, какое бывает у человека, возвратившегося домой, охватило Машу. Лишь поглядывая на Максимову, она все еще досадовала.

"Хоть бы ушла куда-нибудь, - думала девушка, - не видит разве, что она мешает нам..."

Но Дуся действительно, кажется, не догадывалась об этом. Широкое, угловатое лицо ее было бесстрастно; большие руки спокойно лежали на коленях.

- К новому году женские подарки давали, - снова заговорила Клава. Конфеты мы сразу съели, одеколон тоже кончился...

Голикова опустилась на пол перед мешком, желтые волосы ее осыпались густыми завитками на лицо, открыв гладкий затылок.

- Вот они! Нашла! - крикнула девушка и, как флажком, махнула длинными светлыми чулками. Потом бросила их на колени Маше.

- Фильдеперсовые! - удивившись, сказала та.

Натянув чулок на руку, она пошевелила пальцами по невесомой, прозрачной ткани.

- Х-хорошие чулки, - заметила Аня.

- Возьми себе, Маша! - закричала Голикова, счастливая от собственной щедрости.

- Ты с ума сошла, - сказала Рыжова и медленно вынула пальцы из чулка.

- Будешь у нас вся в шелку! - радовалась Клава.

Маша подняла на нее глаза с расширившимися в полусумраке зрачками.

- Ни за что не возьму... Тебе ведь подарили...

- Непрактичные они в наших условиях, - сказала Максимова.

- Зато гигиеничные, - передразнила ее Голикова. - Ну, возьми... Хоть один чулок возьми!

- Что я с одним буду делать! - изумилась Маша.

- А мы их разрежем, зашьем, и получатся носочки. Две пары... В туфлях никто ничего не заметит...

- Потом, потом, - сказала Маша и покраснела, подумав вдруг, что ее в носочках может увидеть Горбунов.

- Н-носочки даже лучше, - заметила Маневич. - Лето с-скоро, жара...

Девушки уселись за стол; Аня пригласила Максимову, и Маша скрепя сердце подчинилась этому. На столе поблескивала красноватая бутылка портвейна, лежали в раскрытом кульке розовые круглые конфеты. То и другое Рыжова достала-из своего мешка. Откупорив вино, она разлила портвейн по кружкам, стараясь, чтобы всем досталось поровну.

- Мне так много н-не надо, - сказала Аня.

- Один раз можно... Ничего, - разрешила Голикова.

- За победу, сестрички! - громко сказала Маша.

Лица у девушек стали серьезными; все чокнулись и отпили по глотку.

- Ничего себе, - одобрила Клава.

- Я кагор хотела купить, нигде не нашла... - важно сказала Рыжова.

- Ешьте, а то опьянеете, - посоветовала Дуся.

Подруги принялись закусывать, потом снова выпили, на этот раз - за Машу. Консервы были быстро съедены, вскоре опустел и кулек. Но Максимова не обнаруживала желания покинуть общество, и Маша с тоской подумала, что новая сестра так и не оставит их до самого утра, когда надо будет отправляться на работу.

"Ну, иди, иди спать... - твердила про себя Маша, пристально глядя на Максимову, словно внушала ей. - Пора уже... Иди в свой угол..."

Как будто подчинившись, Дуся вдруг поднялась, но не ушла, а пересела ближе к Рыжовой.

- Как Москва выглядит? - спросила она.

- Изменилась Москва, - сухо ответила Маша.

- Разрушений много?

- Нет, особенно не заметно... - Вспомнив о Москве, девушка смягчилась. - Совсем другая стала Москва. Не видно нигде былых витрин - заколочены досками, заложены мешками с песком. На Ленинградском шоссе баррикады стоят, рогатки.

- На Ленинградском шоссе?! - испуганно переспросила Клава.

- Университет очень пострадал... Помнишь, Аня, мы с тобой в садике там сидели, студенткам завидовали?..

- В с-седьмом классе когда учились...

- Ну да, семилетку кончали... Нет больше ни садика, ни решетки. А манеж напротив весь в оспе от осколков.

- Так, - сурово сказала Дуся.

- Людей стало меньше на улицах, - продолжала Маша. - Дома стоят неприветливые... По ночам огонька нигде не увидишь. Как будто к бою все приготовилось. Только радио весело гремит.

Она на секунду задумалась и вдруг мечтательно улыбнулась.

- Красавица Москва! Как я прощалась с нею! Целый день ходила по знакомым улицам, смотрела... На метро до Сокольников проехала.

Маша вздохнула негрустно от полноты ощущений. Ибо никогда раньше, кажется, ей так не нравился город, в котором она родилась, жила, училась. Самая суровость нового облика столицы заставляла девушку сильнее почувствовать свою любовь к ней.

- Ну, чего немцам надо было, чего полезли на нас? - сказала Клава.

- Еще н-наплачутся, - строго проговорила Аня. Ее тонкие, похожие на ласточкины крылья, брови сошлись у переносицы.

- За Москву, за любимую! - предложила Маша.

Подруги снова чокнулись и выпили вино, оставшееся в кружках.

- Увидим ли ее снова к-когда-нибудь, - оказала Аня.

- Если и умрем, так за родину, за правду, - проговорила Клава, беспечально блестя добрыми, захмелевшими глазами. - Что нам себя жалеть, что у нас - дети, муж?

- И деньги на сберкнижке не лежат, - добавила Маша.