Ночное солнце

Матвей остановился и прислушался. В кустах позади него трещали ветки под чьими-то тяжелыми шагами.

Значит, ему не удалось сбить грабителей со следа…

До деревни, где жил его двоюродный брат, оставалось десять верст, но вряд ли ему удастся их преодолеть.

Минувшей ночью Матвей проснулся от тихого стука в ставень.

Он открыл глаза и прислушался.

Да, ему не приснилось, не померещилось – кто-то стучал в ставень и шептал:

– Открой, Матвей! Открой, это я, Никифор!

Голос за окном не был похож на голос родича, да и с чего бы Никифор пришел к нему среди ночи?

Матвей тихонько сполз с лежанки, торопливо оделся, всунул ноги в сапоги.

Шум за окном становился все громче, шепот – все злее, настойчивее и нетерпеливее.

– Открой, нехристь! Все равно мы тебя достанем!

Так и есть – это они, грабители, которые давно уже охотятся за тем, что доверили Матвею соотечественники, соплеменники, последние хранители священной тайны древнего народа вельсов…

Матвей открыл печную заслонку, запустил руку в тайник, вытащил оттуда сверток, аккуратно увязанный в мягкую выделанную кожу, сунул его за пазуху.

Грабители потеряли терпение. Теперь они ломали ставни, рубили их топором, не боясь поднять шум. Еще минута-другая, и они влезут в окно…

Матвей завернул край домотканого половика, откинул тяжелую крышку, спустился в подпол. Там было темно, совсем темно, но для Матвея темнота не была помехой, он знал этот путь как свои пять пальцев. Прошел в темноте подземелья десяток шагов, нащупал скрипучую лесенку, поднялся по ней, поднял вторую крышку – и выбрался в сырую темноту ночного леса.

Он сразу решил идти в деревню, где жил Прохор.

Прохор – надежный, немногословный человек, он спрячет его и не станет задавать лишних вопросов.

Правда, деревня Прохора была далеко, в сорока верстах от лесного хутора, где жил сам Матвей, но Матвей хорошо знал окрестные леса, и сорок верст для него – не расстояние.

Однако грабители, убедившись, что птичка упорхнула, бросились по следам Матвея. Он шел знакомыми лесными тропами, путал следы, как раненый зверь, но среди них наверняка был опытный охотник, и постепенно они нагоняли беглеца…

И вот до цели оставалось всего десять верст, но преследователи уже наступают ему на пятки…

Матвей пригнулся, бросился к старой ели, за которой начиналась знакомая тропа, но тут из кустов выскочил здоровенный одноглазый мужик в косматой шапке из волчьего меха.

– Стой, нехристь! – хрипло выкрикнул он и поднял над головой топор. – Стой, не уйдешь!

Матвей огляделся.

Куда бежать?

– Не уйдешь! – повторил разбойник, приближаясь.

На его губах играла злобная, кровожадная улыбка:

– Отбегался, родимый! А ты вот что – отдай нам ту штуку, тогда мы тебя, может, и отпустим! Ты-то сам нам ни к чему…

Да, как же, отпустят они… убить человека для них – что комара прихлопнуть… а даже если и отпустят – как Матвею жить после такого? Старики доверили ему самое дорогое, что есть у его народа, то, что передавали из рода в род, из поколения в поколение сотни, а то и тысячи лет, – а он не смог уберечь…

Нет, рано сдаваться!

К нему приближается только один разбойник. Должно быть, он обогнал своих подельников, опередил шайку и теперь хочет ограбить Матвея в одиночку, чтобы ни с кем не делиться, чтобы одному досталась обещанная награда…

Конечно, разбойник сильный и безжалостный, но Матвей – свой в этом лесу, у него есть свои секреты…

Только бы добраться до тайной тропы…

И тут одноглазый разбойник перебросил топор в левую руку, а правой вытащил из-за голенища тяжелый ржавый нож и бросил его в Матвея. Матвей успел отскочить еще на шаг, и нож вонзился не в грудь, не в живот, куда метил убийца, а в ногу. Жуткая боль пронзила Матвея, кровь побежала по ноге…

– Ну вот и все! – довольным голосом проговорил разбойник. – Теперь тебе хана…

И тут Матвей попятился, запрокинул голову и вдруг завыл, завыл настоящим волчьим воем.

Тоскливый, жалобный вой поднялся над лесной поляной, над чахлым северным лесом, над унылой бескрайней равниной. Кровь застыла в жилах у всех, кто услышал этот вой.

Это был не просто вой – это был зов, мольба, призыв о помощи.

– Ты что такое творишь, нехристь? – проговорил разбойник, и в голосе его послышался суеверный страх.

Теперь он шел медленно, боязливо оглядываясь по сторонам, но не остановился, не повернул, и единственный глаз сверкал злобой и решимостью.

Матвей отступал, оглядывая опушку леса.

Он ждал.

И вот из кустов почти бесшумно вылетела серая стремительная тень.

Лесной призрак услышал призыв Матвея, древнюю, как мир, мольбу о помощи и пришел на выручку.

В два прыжка огромный волк пересек поляну, в третий – налетел на одноглазого грабителя. Тот повернулся, попятился, поднял топор, ударил огромного зверя, но было уже поздно, страшные челюсти сомкнулись на его горле.

Разбойник хрипел, размахивал руками, пытаясь сбросить волка, но был обречен. Волк тоже был тяжело ранен, но продолжал сжимать челюсти.

Но и у Матвея дела были плохи. Кровь уходила из его тела, и вместе с ней уходила надежда.

Ему не пройти десять верст… да что там – и две версты не пройти с такой раной…

Голова кружилась, перед глазами плыли красные пятна.

Он подобрал крепкий прямой сук и побрел, опираясь на него, оставляя позади красные метки крови.

Скоро его нагонят остальные разбойники, найдут по кровавым следам…

Он раздвинул кусты, ступил на узкую тропу, побрел по ней, с трудом находя силы для каждого шага.

Тропа стала еще уже, и скоро Матвей понял, что ошибся, что это не та тропа, которая вела к знакомой деревне.

Лес по сторонам этой тропы с каждым шагом становился все реже, на смену елям и березам пришли чахлые болотные осинки, а потом и они исчезли. Теперь тропа шла через болото.

Матвей понял, что сбился с дороги, понял, куда ведет его эта тропа, и новый страх проснулся в его душе. Он хотел повернуть, но было поздно.

Разбойники наверняка уже нашли труп своего товарища, и на ту поляну ему ходу нет. Да и сил не хватит еще раз пройти по этой тропе. Теперь у него один путь – вперед, вперед, не поворачивая и не оглядываясь. Что бы ни ждало его там.

Матвей собрал оставшиеся силы и побрел вперед, проверяя дорогу своим посохом.

Тропа почти пропала среди болота, только Матвей, с его опытом лесного охотника, мог еще различить ее среди бледной болотной травы и усыпанных ягодами кочек.

На одной из этих кочек он увидел свернувшуюся кольцом серо-зеленую гадюку.

Змея подняла голову, посмотрела на него и уползла.

Матвей посмотрел ей вслед – и тут он увидел корявое, приземистое дерево, чудом выжившее на болоте, больное и искривленное, как старый одинокий горбун.

Кора дерева была морщиниста, как кожа дряхлого, отжившего свой век старика, но в самом дереве чувствовалось непоколебимое упорство, древняя сила, которая позволяла этому изломанному морщинистому стволу выжить в самых тяжелых условиях, питаясь гнилыми соками болота.

Ветви дерева тоже были кривыми, изломанными, как скрюченные ревматизмом пальцы, и на этих ветвях трепетали блеклые, желтоватые листья.

А еще Матвей увидел на кривых ветвях дерева разноцветные тряпочки, яркие ленточки и шнурки.

Он понял, что перед ним – Священное Древо его народа, Священное Древо вельсов. Когда-то давно, в незапамятные времена, знахари вельсов, хранители древней веры, нашли это дерево и по каким-то одним им ведомым признакам узнали, что в нем таится лесной дух. С тех пор каждый вельс, проходя мимо Древа на охоте или по каким-то иным делам, останавливался возле Священного Древа, чтобы обратиться к нему с короткой молитвой и оставить свое подношение – цветную тряпицу, яркую ленточку.

Матвей тоже не мог пройти мимо Священного Древа, не воздав ему должное. Он сошел с тропинки, ощупав почву перед собой посохом, опустился на колени перед корявым стволом и произнес несколько слов на древнем, полузабытом языке.

Потом он повторил их по-русски:

– Святое Древо, да будет с тобой великая сила наших древних праотцов! Да свершатся их предсказания! Прими меня под свою защиту, даруй мне свое покровительство!

Произнеся привычные, давно знакомые слова молитвы, он добавил от себя:

– Святое Древо, сделай так, чтобы мои преследователи потеряли мой след и сгинули в лесу. Не за себя прошу – прошу за ту святую тайну, которую доверили мне мудрые старцы.

Договорив, он поднялся с колен и привязал на ветку Древа красную шелковую ленту, которую именно ради подобного случая носил в своем кармане.

И тут же кривые ветви Древа задрожали, словно охваченные ознобом руки, блеклые листья затрепетали.

Священное Древо приняло его жертву и взяло Матвея под свою защиту.

Он поклонился Древу и вернулся на тропинку.

Ноги плохо слушались его, от потери крови голова кружилась, в ушах звенело, но он шел, шел и шел…

Еще шаг… еще несколько шагов…

Нет больше сил!

И тут впереди показалась маленькая мрачная хибарка. Не дом, не изба – жалкая лачуга. Впрочем, что еще могло стоять посреди этого болота?

Матвей шел к этой лачуге, брел из последних сил, хотя знал, что впереди его не ждет ничего хорошего.

Еще несколько шагов… и еще несколько…

И тут его силы кончились, и он упал – прямо перед порогом покосившейся лачуги.