Ночной хозяин

Бумагу и чернила мне предоставили тюремные служащие, потому что чиновник, который ведет мое дело, сочувствует моему положению. Даже он не предвидит для меня положительного исхода. Мои враги заручились большим количеством „свидетельств“. Мои друзья, родственники и знакомые — все считают меня виновной. Я обречена.»

Оттавио машинально перелистнул несколько страниц и посмотрел на дату, которой было подписано письмо. Полгода назад. Значит, судебное заседание уже состоялось. Он вернулся к чтению.

«Знайте, Оттавио: все они правы. Хоть я и не совершала прелюбодеяния после того, как дала клятву перед лицом Владык, и всегда была верна мужу, наша с вами любовь принесла плоды. Мой сын — Милош — это и ваш сын тоже. Когда мы с вами расставались, я, сама того не зная, уже носила под сердцем дитя.

Они проведут тест крови, и тест покажет, что Милош не является сыном Адама Перштейна.

Для меня это будет означать смертный приговор, для него — нищету и смерть на улице. Если раньше его не убьют подосланные родичами наемники.

Все, что я могу, — это отправить Милоша с этим посланием к его настоящему отцу. К вам, Оттавио. В надежде, что вы не оставите родную кровь.

Умоляю вас, примите участие в судьбе моего мальчика, не дайте ему погибнуть в том случае, если он сможет разыскать вас и передать мою мольбу. Я не прошу вас принимать мои слова на веру, но если вы убедитесь, что я не лгу, проявите к Милошу хоть немного доброго отношения.

Прощайте, Оттавио. Остаюсь вашей преданной слугой, Божена Ронович»

Оттавио почувствовал, что камзол давит ему на грудь. Он рванул отворот, вырывая с мясом платяные крючки. В висках стучали настойчивые молоточки, по лбу и затылку текли струйки пота. Дыхание стало хриплым и прерывистым. Он поднял взгляд на юношу, сидящего напротив него.

— Так вы… ты, Милош?

— Да, господин ар Стрегон.

— Как… что… Что с ней… С Боженой. Чем все кончилось?

— Ее признали виновной и забили камнями, — лицо парня перекосилось, в голосе впервые за время разговора зазвучали чувственные интонации. — Она мертва. Похоронена возле собора Петра и Павла, за счет муниципалитета.

Оттавио нащупал на груди аспект семейного алтаря. Снял цепочку с шеи (впервые за много лет) и протянул Милошу.

— Положи на ладонь.

Юноша встал и, подойдя к Оттавио, протянул руку. Кусочек гранита лег в грязную ладонь. Оттавио удерживал цепочку, чтобы отдернуть камень вверх, если аспект обожжет чужака. Однако ничего не происходило.

— Что ты чувствуешь, Милош?

— Он очень холодный, господин ар Стрегон. И еще… я слышу что-то вроде шума бегущей реки…

Оттавио убрал аспект. Сомнений нет — этот юноша его кровный родственник.

Сын!

Есть, конечно, проверки, которые позволяют определить все гораздо точнее, но он знал, чувствовал — все правда.

У него есть сын!

У него. Привыкшего к тому, что он умрет, не продолжив свою линию рода. Сын. От Божены. Пятнадцатилетний подросток. Совершенно незнакомый Оттавио человек. Небось, еще и винит Оттавио в смерти матери….

Да к темным духам такие рассуждения! Делай что должен, и будь что будет!

В голове царил сумбур. Проблема в том, что у ар Стрегона не было четкого понимания, что же теперь делать. Это изменение в жизни Оттавио было таким огромным, что оно пока не помещалось в голове. Не было осознано полностью. У него сын!

— Кхм. Ну, эээ… хочешь есть?

— Не откажусь, господин ар Стрегон.

— Оттавио, Милош. Обращайся ко мне Оттавио.

Ар Стрегон позвонил в колокольчик. В кабинет ввалился Хартвин, как если бы он всем телом прижимался к двери перед тем, как распахнуть ее. Дом становится похож на детский приют. Но ведь это хорошо?