Ночной корабль: Стихотворения и письма

я по уши влюбилась в Ваше стихотворение о Каменном Госте и без конца повторяю: «Я выстрадал право не быть, стать камнем нельзя без страданья». Не будем о нем распространяться. Ты, Моцарт, бог, ты сам того не знаешь.

Но как хорошо, что, в состоянии влюбленности и повторяя Ваши две строчки, вынутые как будто прямо из меня, я попала, с ними в глубине души, в неожиданный мир, где вся насквозь прополоснулась и пропиталась воздухом моря…

Было это так: добрейший из великанов появился вечером с загадочным выражением лица и спросил, не хочу ли я поехать куда глаза глядят, потому что последние белые ночи необыкновенно прекрасны? Если я ему себя доверю и не буду ни о чем спрашивать, а тихо поеду туда, куда он меня повезет, глядя в окно троллейбуса и не пропуская удивительных домов Васильевского острова, то доеду до большого сюрприза. Ясно, что я согласилась восторгом, и в конце концов, после всяких пересадок, очутилась на конце света, на каком-то безлюдном просторе, от которого к моему удивлению, вдруг повеяло свежим и крепким запахом моря. И внезапно я почувствовала, что улетаю, улетаю, и голова закружилась от открывшегося двумя кораблями морского простора! Это было Балтийское море! Оно даже морем не было, такой стоял штиль, – ни морщинки на воде, ни горизонта, только светящаяся будто фосфорическая голубизна, небо чуть темнее воды, ею снизу освещенное, а я совсем, как знакомая Вам лягушка из гиблого болота, шлепнулась на камень и «вмиг окаменела», с Вашим Каменным Гостем в сумке. Где-то очень далеко, справа, лесистый мыс врезался в эту почти бесцветную голубизну, – на предельной грани голубого. На конце мыса не то очертания замка, не то храма Великан сказал, что это домик Петра и, конечно, отсюда-то он и видел будущее окно в Европу. Позже, за этим мысом небо начало розоветь, розовый свет разливался, и всё стало бледно фиалковым, и наверху, и внизу, и тогда в этой фиалковой мгле появилось несветящееся солнце, и над ним стали раскрываться какие-то небесные острова и заливы дрожащего золотого цвета. Кроме нас на каменном парапете, у самой воды, был где-то за тридевять земель крошечный силуэт таможенника, мирно спавшего на белой ска­мейке, да всё что-то ищущая одинокая чайка, чиркавшая крыльями сиреневато-розовое пространство.

«Неужели я сюда не приду со Светланой?!» – сказала я, чуть не плача, что еще немного – и город «потомственных дождей» спрячет все свои сказки за серой пеленой, и что, может быть, таких закатов уже не будет, просто потому, что не будет меня?

Заранее сообщаю торжественно, что 25 августа будет годовщина моей высадки в Шереметьеве и первых шагов на родной земле. Тут хоть земля тресни, а я должна отпраздновать этот день, конечно, вместе с Вами. Не окажитесь в это время где-нибудь на луне! Лишь бы дожить до Вашего приезда…

Целую Вас крепко, хочу к Вам из мертвого дома.

Ваша Вега

75.

27 сентября 1976

Дорогая Светлана,

стараюсь писать отчетливо, но боюсь, что не удастся. Не умею писать в горизонтальном положении. Опять ледяной озноб и ужасная боль в правом боку. Антонина Ивановна считает, что это начало чего-то, не то плеврита, не то воспаления. Приняли меры, нако­нец, через два дня картина прояснилась: очаговое воспаление легких, температура скачет вверх и вниз, несмотря на пенициллин.

Вряд ли можно из каждого воспаления легких восставать, как Феникс из пепла. Всего надо ожидать. И потому я крепко решила при первой же нашей встрече отдать Вам тот топаз, что я ношу на цепочке. Топаз этот – от Крылатого, из дальних странствий, и это – камень моего счастья. Я знаю, как это правильно – передать топаз Вам, и как мы с Крылатым оба на этом успокоимся. Не принимайте топаз, как нечто посмертное, – я просто его Вам дарю от себя и от Крылатого.

Сегодня звонил Вергилий. Последняя новость: издательский договор со мной будет подписан в середине… декабря!!!

Крепко и нежно Вас целую, пишите, пишите, ведь я именно смертельно тоскую.

Ваша Вега

76.

12 октября 1976

Дорогая Светлана,

Вы обещали звонить мне по телефону каждый третий день, позабыв о том, что еще не стали Рокфеллером, поэтому будет гораздо разумнее, если Вы стоимость каждого звонка будете класть в коробочку, подкапливая «хрусты» для Ленинграда. Ведь я продолжаю верить в Ваш приезд.

Ну, а как я? После «второй волны», к которой, кроме температуры, прибавилась еще и адская межреберная невралгия, я вдруг встала, как встрепанная, оделась нормально, завила космы на тряпочках и села в кресло. Чувствую себя хорошо и за обе щеки упле­таю великолепно приготовленный шашлык . Да, да! Сосед проявил подлинный талант, к тому же запоем читает моего «Молоховца» и готов открыть курсы кулинарии.

А за пределами ДВС – упоительная жизнь, и выставки, и филармония, и театры, и поэты, но со всем этим придется еще повременить.