Ночной океан

Но доктор все еще оставался хозяином положения. Посовещавшись с тюремным главой и отправив срочное сообщение губернатору Долтону, он настоял на том, чтобы заключенным обеспечили специальное денежное вознаграждение и пересмотр сроков за особо опасный для здоровья труд, – и таким образом сумел набрать необходимый штат. Теперь ничто не могло стать преградой его решимости, и каждый новый случай заражения он отмечал спокойным кивком. Не ведая устали, он перебегал от койки к койке, меряя шагами огромную каменную обитель скорби. Однако на следующей неделе заболело более сорока заключенных, и пришлось звать медперсонал из города. В это время Клэрендон дневал и ночевал в больнице – спал на койке в конторе начальника тюрьмы.

Затем явились первые глухие предвестники той неистовой бури, которой суждено было вскоре сотрясти Сан-Франциско. Сведения об ужасном недуге просочились наружу, и угроза черной лихорадки нависла над городом мрачной тучей. Репортеры, ценящие сенсацию выше всего на свете, отпустили на волю свое воображение. Их радости не было предела, когда врач, возможно, любивший деньги больше, чем правду, диагностировал у больного в мексиканском квартале черную лихорадку.

Это стало последней каплей. При мысли о том, что погибель подкралась так близко, жители Сан-Франциско просто помешались. Начался тот самый исторический исход, весть о котором вскоре должен был поведать всей стране перегруженный до отказа телеграф. Паромы и гребные лодки, экскурсионные пароходы и катера, почтовые и грузовые вагоны, велосипеды и экипажи, фургоны и тачки – все это спешно приспосабливалось для перевозки как можно большего числа людей. Население Зозалито и Тамальпаиса, расположенных на пути в Сан-Квентин, тоже обратилось в бегство, причем цены на жилье в Окленде, Беркли и Аламеде подскочили до баснословных величин. Возникали палаточные городки, импровизированные поселки выстраивались вдоль забитых до отказа дорог к югу от Миллбри вплоть до Сан-Хосе. Многие искали убежища у друзей в Сакраменто, а те, кто по разным причинам вынужден был остаться, с трудом удерживали парализованный страхом город в работоспособности.

Деловая жизнь Сан-Франциско быстро угасала, если не считать бурной деятельности врачей-пройдох, предлагавших «проверенные препараты» и «средства гарантированной профилактики». На непривычно тихих улицах люди вглядывались друг в друга, пытаясь распознать роковую симптоматику, а хозяева лавок все чаще отказывались обслуживать постоянных клиентов, видя в каждом потенциальную угрозу здоровью. Судебные и юридические структуры начали распадаться, так как чиновники окружного суда один за другим манкировали обязанностями и обращались в бегство. Прекрасно понимавший опасность эпидемии медицинский персонал бежал в массовом порядке, ссылаясь на необходимость отдохнуть среди гор и озер в северной части штата. Ежедневно закрывались школы и колледжи, театры и кафе, рестораны и бары – за одну неделю Сан-Франциско превратился в призрачный, полувымерший город без систем жизнеобеспечения, с умолкшей прессой и пустынными магистралями, по которым изредка проезжали гужевые повозки.

Долго так продолжаться не могло, поскольку даже самый распоследний паникер не мог не заметить, что за пределами Сан-Квентина лихорадка не распространялась: было отмечено лишь несколько случаев тифа, вызванных антисанитарными условиями палаточных городков. Общественные деятели и представители прессы, посовещавшись, стали действовать, призвав на помощь тех же журналистов, что разожгли костер паники. Теперь их жажда сенсации была направлена в более конструктивное русло. В многочисленных статьях и сочиненных прямо в редакциях интервью утверждалось, что доктор Клэрендон держит руку на пульсе событий и не допустит эпидемии, ибо всякое распространение болезни за пределами тюрьмы абсолютно невозможно.

Эта массированная журналистская атака подавила панические настроения, и горожане стали мало-помалу возвращаться. Одним из первейших неожиданных «побочных симптомов» такого обратного исхода послужила газетная полемика, выдержанная в саркастическом тоне: дескать, в ответе за массовый испуг тот, кто первым озвучил страшный диагноз. Возвращаясь в город, снедаемые завистью медики запустили клеветническую кампанию против Альфреда Клэрендона, заверяя общественность, что они точно так же могли бы сдержать лихорадку и что доктор не принял и половины требовавшихся мер.