Ночной океан

Произнося свою короткую речь, Серый Орел повесил шнурок мне на шею, и я с любопытством взглянул на металлический диск. Чем больше я смотрел на него, тем больше он изумлял меня своей необычностью. Темный, испещренный линиями металл был тяжел и имел зеркальную поверхность. Если это был сплав, определить его было невозможно. На одной из сторон, как я успел заметить, была изображена свернувшаяся спиралью змея, на обратной – похожее на спрута безобразное чудище. По окружности проступали иероглифы, которых не смог идентифицировать никто из моих друзей-археологов. Позднее с дозволения Серого Орла я показывал диск разным специалистам, но их выводы нисколько не способствовали разрешению загадки. Металл не поддавался лабораторному анализу и классификации; на кафедре химии Висконсинского университета его сочли амальгамой неизвестного элемента со сверхтяжелым атомным весом, тогда как кто-то из геологов предположил, что вещество чисто метеоритного происхождения. Не могу сказать, действительно ли я обязан своим рассудком и жизнью этому талисману, хотя Серый Орел твердо в этом убежден. Он получил свое сокровище обратно, и порой у меня возникает мысль, не в нем ли заключается причина его удивительного долголетия.

По возвращении в город я продолжил собирать мифы, связанные с курганом, но был лишь пуще сбит с толку. Было приятно видеть, как пекутся тут о моей безопасности, однако пришлось отвергнуть все горячие уверения отменить поиски. Я показывал талисман Серого Орла, но никто не видел и даже не слышал ни о чем подобном. Каждый озадаченно качал головой и высказывался в том роде, что это, верно, старинная индейская реликвия, ну или предки старого вождя купили безделицу у какого-нибудь бродячего торговца.

Убедившись, что отговорить меня не выйдет, добрые селяне согласились помочь мне в подборе снаряжения. Большую часть инструментов я привез с собой, так как предполагал, что пригодится мне в первую очередь. Саперная лопатка и мачете для рубки кустарника; электрические фонари для подземных работ и моток веревки; бинокль, рулетка, походная аптечка и даже небольшой микроскоп – словом, со мной было все, что возможно уместить в туго набитом саквояже. Ко всему я присовокупил лишь тяжелый кольт, навязанный мне шерифом, и лопату с киркой, которые могли существенно ускорить мою работу.

Новоприобретенные принадлежности я решил нести сам, связав ремнем и перекинув через плечо, ибо вскоре обнаружил, что охотников сопровождать мою экспедицию не предвидится. Естественно, все будут наблюдать за мной в бинокли и подзорные трубы, но ступить хотя бы ярд в направлении одинокого холма не отважится никто. Выступление я наметил на утро и остаток дня провел за разговорами с горожанами, взиравшими на меня с благоговейным ужасом, словно на древнегреческого героя, идущего навстречу гибельной судьбе.

Когда настало утро, облачное, хотя и не предвещающее неприятностей, все население Бинджера высыпало на улицы, чтобы проводить меня в дорогу по продуваемой ветром пыльной равнине. В бинокль был виден страж, привычно вышагивающий вдоль вершины холма; я решил не упускать его из виду, насколько то было возможно при продвижении. В последнюю минуту смутное чувство тревоги заставило надеть талисман Серого Орла – так, чтобы его разглядел любой призрак или человек, если кому-то он небезразличен. Простившись с Комптоном и его матерью, я быстрой походкой устремился к цели, несмотря на то что левую руку оттягивал увесистый саквояж, а по плечу, подскакивая на ремне, поочередно ударяли то кирка, то лопата. В правой руке я держал бинокль, наводя его на фигуру стража на вершине. Миновав приблизительно треть пути, я смог уже рассмотреть выражение его лица, странно угрюмое и недоброе. Костюм человека и его оружие были, бесспорно, продуктом цивилизации. Призрак неожиданно направился к противоположному концу плато и исчез из поля зрения. Когда десять минут спустя я достиг вершины, то никого уже там не обнаружил.

Нет нужды пересказывать первые часы моего пребывания на кургане: они прошли в бесконечных замерах и поисках, выполненных со всей возможной тщательностью. Очень правильные очертания, поразившие меня при приближении, теперь, казалось, излучали скрытую угрозу. На всем протяжении ровной, бескрайней равнины это было единственное возвышение, так что не приходилось сомневаться в его искусственном происхождении. Крутые склоны выглядели нетронутыми, лишенными следов человеческой деятельности; если это были остатки древней крепости, их, по всей видимости, давно занесло песком и землей. К вершине не вела ни одна тропинка, и мне с трудом удалось поднять наверх свое снаряжение. Открытое плато представляло собой более или менее правильный эллипс примерно триста на пятьдесят футов, сплошь поросший высокой травой и кустарником, которые делали невозможным всякое продвижение. Это открытие повергло меня в оторопь, так как бесспорно доказывало, что старый индеец, каким бы живым он ни казался в бинокль или подзорную трубу, на деле был не чем иным, как плодом массовой галлюцинации.