Ночной цирк

Она улыбается тебе, когда ты наблюдаешь, как белое пламя в её ладони ловким движением её пальцев превращается в лодку. Книгу. Огненное сердце.

Цукико

По дороге из Лондона в Мюнхен

1 Ноября, 1901

Ничем непримечательный поезд пыхтит по сельской местности, выпуская облака серого смога в воздух. Паровоз почти полностью черный. Составы, которые он тянет, раскрашены монохромно. У тех составов, у которых есть окна, стекла затенены, другие, у которых окон нет, черные, как уголь.

Поезд путешествует молча, ни свистков, ни гудков. Колеса о рельсы не скрежещут, а постукивают, издавая плавный и тихий звук. Он просто следует своему маршруту, почти не привлекая к себе внимание.

Со стороны может показаться, что это товарняк, перевозящий уголь или что-нибудь подобное. Он совершенно ничем не примечательный.

Но внутри всё совсем по-иному.

Внутри поезд имеет богатое убранство, а мебель позолочена. В нем тепло. Большинство пассажирских составов увешаны толстыми узорчатыми коврами, обиты бархатом фиалковых, кремовых и цвета бордо тонов, как будто их обмакнули в закат, в преддверии сумерек, и не вынимали, пока на небе не появились полночные звезды.

Свет в коридорах льется из бра, развешенных вдоль стен, ниспадающие кристаллики которых покачиваются в такт движению поезда. Тихонько и безмятежно.

Вскоре после отъезда цирка, Селия помещает книгу в кожаном переплете в безопасное месте, положив её у всех на виду среди своих книг.

Она переодевает своё окровавленное платье, сменяя его на жемчужно серое, перевязанное черными, белыми и темно-серыми ленточками, которое было особенно любимо Фредериком.

Ленточки плывут за ней, когда она идет по поезду.

Она останавливается перед единственной дверью, которая подписана двумя каллиграфическими японскими символами, а так же именем от руки, на табличке рядом с ними.

На её вежливый стук, девушку тут же приглашают войти.

В то время как большинство вагонов поезда насыщенны цветом, личный вагончик Цукико в основном нейтральных цветов. Голое пространство, окруженное бумажными ширмами и занавесками необработанного шелка, благоухающие ароматами имбиря и сливок.

Цукико, одетая в красное кимоно, сидит по средине своего вагона. Бьющиеся алое сердце в бледной комнате. И она здесь не одна. Исобель лежит на полу, положив свою голову Цукико на колени, тихо всхлипывая.

— Я не хотела мешать, — говорит Селия.

Она в нерешительности останавливается в дверном проеме, раздвижные двери которого готовы вновь закрыться.

— Ты не мешаешь, — говорит Цукико, приглашая её войти. — Может быть, ты сможешь мне помочь убедить Исобель, что ей нужно немного отдохнуть.

Селия ничего не говорит, но Исобель вытирает глаза и кивает, когда поднимается на ноги.

— Спасибо, Кико, — говорит она, разглаживая складки на платье.

Цукико продолжает сидеть, сосредоточив всё свое внимание на Селии. Исобель останавливается рядом с Селией, когда идет к двери.

— Я сожалею о герр Тиссене, — говорит она.

— Как и я.

На мгновение Селии кажется, что Исобель собирается обнять её, но ничего такого не происходит, она только кивает и выходит из комнаты, задвигая за собой дверь.

— Для всех нас последние часы выдались очень длинными, — говорит Цукико, когда Исобель покинула комнату. — Тебе нужно выпить чаю, — добавляет она, прежде чем Селия успевает пуститься в объяснения, зачем она сюда пришла.

Цукико усаживает ее на подушку и молча идет в конец вагончика, извлекая чайные принадлежности из-за одной высокой ширмы.

Это не полная чайная церемония, которую она исполняла несколько раз за эти годы, но тем не менее, то, как Цукико медленно и красиво приготавливает две пиалы для зеленого чая, действуют успокаивающе.

— Почему ты мне никогда не рассказывала? — спрашивает Селия, когда Цукико усаживается напротив неё.

— Чего не рассказывала? — спрашивает Цукико, улыбаясь поверх своей пиалы с чаем.

Селия вздыхает. Она думает, не почувствовала ли Лейни Бёрджес того же разочарования от тех чашек чая, выпитых в Константинополе. Она раздумывает, не сломать ли пиалу Цукико, просто для того, чтобы поглядеть, что же та будет делать.

— Ты поранилась? — спрашивает Цукико, кивая на шрам на пальце Селии.

— Я была обречена участвовать в состязании почти тридцать лет назад, — говорит Селия. Она отпивает чай из пиалы, прежде чем добавить. — Собираешься ли ты показать мне свой шрам, после того, как увидела мой?

Цукико улыбается и ставит пиалу с чаем на пол перед собой. Затем она отворачивает ворот кимоно, обнажая шею. На задней части шеи, на островке между символами татуировки, в кривом полумесяце ютился бледный шрам по форме и размерам, напоминающий кольцо.

— Шрамы остается с нами на куда большее время, чем длится игра, как ты видишь, — говорит Цукико, поправляя кимоно на плечах.

— Этот шрам остался от кольца моего отца? — интересуется Селия, но Цукико ничего не отрицает, не подтверждает.

— Как тебе чай?

— Зачем ты здесь? — в ответ спрашивает Селия.

— Я была нанята в качестве акробатки.

Селия ставит пиалу на пол.

— У меня нет настроения, играть в эти игры, Цукико, — говорит она.