Ноги в поле, голова на воле

— Хвостатые не хуже безруких бьют! — прошипел при этом Илька сквозь стиснутые зубы, но мне ничего не оставалось другого, как проглотить обиду и отложить расплату до перемены.

Когда наконец прозвенел звонок и учительница покинула класс, Илькан тотчас же выхватил из кармана поразивший нас своими необыкновенными размерами чубук, чиркнул толстой серной спичкой о свои заскорузлые от грязи штаны и задымил чем-то таким невероятно ядовитым и едким, что все вокруг стали давиться от кашля.

— Ого! Да он нас всех отравит этим дымом! — взревели мальчишки.

Я и сам опасался подойти к окруженному зловонным белым облаком курильщику. А тут заверещали девчонки:

— Ой-ой-ой! Глаза ест! Ой-ой-ой! Мы ослепнем от его дыма!

И девчонки всей гурьбой бросились из класса в коридор, едва не сбив с ног Джурача Карабардаковича и истошно вопя:

— Ой-ой-ой! Илька-килька выкурил нас из класса своей трубкой.

16

Илькина выходка с трубкой мгновенно затмила ратные подвиги прочих героев нашего сдвоенного класса, и слава их померкла. Слух о том, как Илька обратил в бегство весь класс с помощью трубки, дошел до села, а на пастбищах пастухи буквально животы надорвали от смеха, расписывая, как Илькан задымил чубуком прямо посреди школы.

История эта имела свое продолжение, в котором главную роль сыграла все та же Вея.

При виде стаи девчонок, обращенных в бегство Илькиной трубкой, Вея неустрашимо бросилась на этого паршивца, применившего в войне недозволенный прием использования против неприятеля отравляющих веществ, и вытащила его во двор. Сцепившись в яростно рычащий клубок, они покатились по земле, при этом Икан драл Вею за косы, а Вея Илькана за уши, и оба они верещали так, что в ушах звенело.

— Отпусти мои косы! — голосила Вея и закручивала Илькино ухо.

— Отпусти мои уши! — отдувался Илька весь красный как рак.

— Сначала ты отпусти мои косы, а после я отпущу твои уши.

— Врешь, обманщица, ты меня проведешь! — пыхтел Илька. — Поклянись мне богом, солнцем и огнем, что отпустишь уши.

— Клянусь богом, солнцем и огнем, отпущу.

— Перекрестись! — требовал для верности новых заклинаний недоверчивый Илька.

— Вот тебе святой крест… — Не успела Вея перекреститься, как Илька вывернулся у нее из рук и, бросив на поле боя торбу и трубку, перемахнул через ограду и юркнул в близлежащий кустарник.

— Держи курильщика! — неслись за ним крики.

— Эй, прихвати свою трубку!

— Ой-ой-ой! Илька-килька в Япру уйдет!

Когда беглец скрылся из виду, мы сразу приуныли и погрустнели. Замолкли смех, громкие выкрики, прошло веселье. На опустевшем поле брани, подобно боевым доспехам поверженного воина, валялась Илькина торба с букварем да угасшая трубка, живо напоминая нам образы народного эпоса. И строчки героической песни тотчас же сложились в моем уме гимном во славу боевого оружия:

На поле бранном возле школы белойДоспехи ратные траву примяли.Букварь и торба в бою с врагамиМечом и палицей                          герою стали…

Первым подал голос Славко Араб. Он сказал, обращаясь ко мне:

— Эй, Браниша, забери трубку и торбу. Где-нибудь по дороге к дому твой Илька обязательно отыщется.

Едва дождавшись окончания уроков, я со всех ног помчался к Япре. Я был уверен, что мой дядька обнаружится где-то у воды, не являться же ему домой без торбы.

И вот брожу я над Япрой и зову вполголоса:

— Эй, Икан, а Икан, отзовись. Это я, Браниша!

Вдруг передо мной затрясся куст, и из него показалось что-то белое… Вот ветки раздвинулись, и — матерь божья — на меня вылупилась пустыми глазницами жуткая морда с оскалом огромных зубов. Я оледенел от ужаса, а чей-то вещий голос произнес:

— Стой, подошла твоя смерть.

Я и сам знал, что это смерть подошла, горло мое перехватило железным обручем, лишив меня голоса, ноги отказывались повиноваться, и я лишь безмолвно взирал на страшный призрак, а тот продолжал издеваться надо мной:

— Ага, попался? Где моя трубка?

И с этими словами мой дядька Ильяш вылез из куста с огромным лошадиным черепом на голове — было от чего лишиться разума со страха.

— Теперь я всем расскажу, как ты перетрусил. Не будешь сбегать от меня к бабке Ёке на целое воскресенье! — злорадно кривлялся Илька, придерживая обеими руками лошадиный череп на голове.

— Зато я расскажу, как Вея тебя за уши драла и трубку отняла — смог наконец проговорить я.

— Ничего она у меня не отняла. Просто я решил положить пока трубку на школьном дворе.

— Послушай, давай договоримся: ты про меня — молчок, и я про тебя — молчок.

— Давай, а кто обманет, пусть его черт унесет, пусть он ногу сломает… пусть потеряет и шапку, и нож!

— Воистину! — торжественно скрепил я это страшное заклинание, отлично сознавая, что лучше уж чтобы тебя трижды черт уволок, чем лишиться шапки и новехонького ножа, который тебе обещали купить как только продадут свинью и поросят! Даже страшно подумать об этом!