Ностальгия по крови

Мелисса готовилась окончить юридический факультет и работала в пиццерии, чтобы оплачивать обучение. Она не могла дождаться, когда наконец получит диплом и уедет. Может, в Милан или в Рим, она еще не решила. Но в какой-нибудь из больших городов. Она хотела стать адвокатом по разводам: сейчас столько народу разводится, что работы хватит.

– Об этом мы и говорили, – заключила она.

– С Антонеллой? – сразу заинтересовался Безана.

– Да, около месяца тому назад. Она пришла в пиццерию с детьми и спросила у меня совета. Она была знакома с моей матерью и заходила к ней в пекарню, а потому знала, что я учусь на юриста. К адвокату она обращаться не хотела. Пока не хотела.

– Вы разговаривали при детях?

– Нет, они ушли пускать мыльные пузыри.

– И о чем она вас попросила?

– Она хотела узнать, что будет с домом, который муж покупал в кредит. И я ей сказала, что с тремя детьми на руках она может быть спокойна: дом отойдет ей.

– Антонелла сказала, почему собирается разводиться?

– Сказала, но не в тот раз. Она пришла в пиццерию перед Рождеством вместе с кузиной, и мы свободно поболтали. Ее кузина владеет фитоаптекой, вы можете поговорить с ней. Она наверняка знает об этом больше, чем я.

– Это та самая женщина, которая была с Антонеллой в вечер убийства?

– Нет, это была подруга по спортзалу. Антонелла очень нервничала, и я поняла, что у нее что-то случилось. Антонелла говорила, муж ей изменяет, что у него есть любовница и она в этом уверена. Потом начала нести какую-то чушь, которую я не поняла: будто бы ее муж привык «врать ради работы».

– Что она имела в виду?

– Понятия не имею, – Мелисса пожала плечами.

– Я могу это записать? – спросил Безана. – Естественно, не называя источника.

– Хорошо, я вам доверяю. Знаете, сейчас здесь не самое лучшее время для жизни. Мне, к примеру, становится страшно. Я теперь всего боюсь: боюсь, что меня убьют, что обо мне начнут говорить что-то плохое. Странно все это. Я живу с матерью, и это меня немного успокаивает. Но одна я уже никуда не выхожу. По вечерам меня провожает до дома Аббас, шеф-повар пиццерии.

– Могу себе представить. Вы правильно поступаете, что соблюдаете осторожность.

Когда Мелисса говорила, у нее и вправду в глазах светился ужас.

– Можете мне помочь избавиться от одной мысли? Я все никак не могу успокоиться, и при мысли об Анете меня мучают кошмары. У нее изъяли внутренности, когда она была еще жива или когда уже умерла? Об этом никто точно не написал, а ведь есть большая разница.

– Вы правы, – ответил Безана. – Порой мы пытаемся быть не слишком жестоки. По счастью, она была уже мертва.

– Какое облегчение…

– Что вы можете еще рассказать?

– У Анеты были отношения с Вимеркати. Мы с ней не дружили, но много времени проводили вместе на работе и часто болтали. Она подрабатывала в пиццерии, когда выдавался свободный день. Хотела скопить деньги на курсы стюардесс, а всю стипендию отсылала сыну и родителям. Анета никогда не называла имени своего любовника, говорила только, что он женат. Но я много раз видела их вместе и сложила два и два. Пиццерия принадлежит жене Пикарьелло, и он часто подменял ее за кассой. Как только жены не было на месте, Пикарьелло начинал заигрывать с Анетой даже при мне. Однако он поддерживал Вимеркати, потому что тот одалживал ему денег. У Пикарьелло дурная привычка спускать все деньги в игровых автоматах. Жена на него кричит, но деньги дает. В последний раз она устроила большой скандал с серьезными угрозами, и мы все при этом присутствовали. Тогда Пикарьелло обратился к Вимеркати.

– Ну вот, это подтверждает его алиби.

– Фальшивое алиби, – продолжала Мелисса. – Я уверена, у Анеты было с ним свидание. Перед тем как с ним встретиться, она всегда наносила красивый макияж, но в тот вечер забыла губную помаду, и я дала ей свою. Тем временем Пикарьелло наверняка слинял в какой-нибудь игровой зал. Если пропадают деньги из кассы, значит, он опять сорвался. Иногда он забирает даже наши чаевые. Мы с Анетой перестали складывать их в пивную кружку.

– Возможно, чтобы опровергнуть обвинение, достаточно поискать в ближайшем баре, где стоят игровые автоматы, – задумчиво заметил Безана.

– Конечно. Но, честно говоря, я не думаю, что Вимеркати способен на такое. Он большой ребенок, но не садист. Да к тому же еще и трус. Наобещал всего Анете, прекрасно зная, что никогда не бросит жену: ведь она его единственный источник дохода.

– Почему вы считаете, что он не садист?

– Интуиция. Я всегда считала его хвастуном, но добрым, и с большим трудом могу представить его в роли безумца, которому доставляет удовольствие убийство. И потом, он невероятно рассеянный, всегда все забывает, а убийца должен быть организованным человеком. Если мы находили в зале забытый свитер или шарф, то всегда знали, что это его вещи. Однажды он оставил на барной стойке бумажник.

– У меня тоже есть подозрение, что орудовал кто-то другой, – согласился Безана.

– Его арестуют?

– Будем надеяться. Но сегодня вас охраняю я.

– Спасибо, – сказала она с улыбкой.