Нотки кориандра

— Утром проснулся, а головы от камня отнять не может — примерз! Ночью был мокрый ветер — обычное дело. Пока воду грели да совещались, он ее сам от камня отнял. Да только без уха! Потом уж ему в лазарете рану штопали, когда кожа оттаяла. Кричал жутко, трое держали. Да-с… — Поручик выпустил струю едкого дыма. — Холода той зимой стояли жуткие. До двадцати пяти градусов доходило. Башлык на ветру так промерзал, что ударом кусок отбить можно было!

— Что можете сказать о Звереве?

— Отчаянный был боец! Рукопашную любил. У него своя метода была — он турку глаза выдавливал. Помню, летом, в Орлином гнезде…[65]

Патроны уж кончились, а турок лезет отовсюду, конца ему нет. Уж мы их и камнями, и товарищей наших мертвых им на голову сбрасывали — не можем унять.

Юрьев замолчал, очевидно, вспоминая ту кровавую бойню. Трубка его погасла, и Жаркову пришлось подать огонь, чтобы раскурить.

— Скажу вам по чести, господа, ничего нет страшнее рукопашного боя… — продолжил инвалид после нескольких глубоких затяжек. — Это такой хаос, какой и вообразить себе невозможно. Кругом вопли, ругань, проклятия и такое, знаете, дикое рычание, абсолютно, скажу я вам, звериное, что, кажется, вот-вот захлебнешься в этом стоне. Перед вашими глазами мелькают сотни штыков в разных направлениях! Ступи один шаг — и проткнут! Даже не заметишь, откуда смерть придет… Некоторые пытались у турка непременно ружье из рук выбить, да только бой — не учения. Противник перед тобой не истуканом стоит, а тоже норовит верх взять. Так вот Зверев отбивал в сторону вражеский штык, чтобы, стало быть, путь себе открыть, и тянулся руками к лицу — глаза выдавливать. Как сделает это, так уж спокойно докалывает. Либо уж камнем.

Юрьев опять сделал несколько затяжек, выпустив кислые струи «Жукова табака»[66]

. Собеседники не прерывали рассказа.

— Многие там полегли, да-с… Раненые лежали без перевязки до конца боя — фельдшеров не хватало. Те, которые полегче, сами ползли к лазарету, да только часто их настигала шальная пуля: наши ложементы слабо охраняли от пуль. Шесть дней в беспрерывном бою на голых скалах без сна, без пищи и воды — это, я вам скажу, не всякий выдержит. К туркам шли новые подкрепления, а нашего резерва все не было. Только на шестой день уже, в пятом часу, когда артиллеристы взялись снимать затворы с орудий, чтобы оставить окруженную позицию, к нам подоспел полковник Депрерадович с известием, что помощь близка. Это шли стрелки из резерва Радецкого. Какие же это придало нам силы! Все, кто был в состоянии, заняли еще не взятые ложементы или встали у орудий. Последняя атака турка была отбита. Только тогда последовало затишье: по правде сказать, враг не меньше нашего был утомлен боем: шутка ли! Почти 13 часов непрерывных атак! И эдак шесть дней кряду!

— Скажите, господин поручик, а был ли среди вас боец со светлыми глазами, — наконец спросил Ардов. — С такими, знаете, почти прозрачными…

— Белоглазов? — встрепенулся Юрьев. — Как же, помню.

— Как у него фамилия? — попросил уточнения Ардов, решив, что собеседник упомянул прозвище.

— Говорю же вам — Белоглазов! — повторил инвалид. — Удивительно точная фамилия.

Жарков и Ардов переглянулись. Илья Алексеевич мысленно просмотрел список второго батальона и действительно нашел фельдфебеля с такой фамилией.

— Он заходил ко мне недели три назад, — признался поручик. — Толковал о каком-то братстве, о славянском реванше… Откровенно говоря, я ничего не понял. Да и поздно мне. — Он похлопал по ножке костыля.

— Что вы можете о нем сказать?

— Бешеный он был. Бойцы его сторонились. И еще очень любил командование ругать. Мол, и позицию неправильно выбрали, и укрепили не ладно, и противника вовремя обнаружить не сумели. В особенности же он зимнее наступление ругал. Летняя-то наша битва за Шипку все-таки имела неоспоримую тактическую ценность — принять на себя удар целой армии Сулейман-паши — это, я вам скажу, что-нибудь да значит. Благодаря Шипке русские войска Плевну взяли! А вот зимний бросок Белоглазов считал пустой тратой людских резервов. Мол, виной всему — слабая координация действий Святополк-Мирского и Скобелева. Ну, тут уж ничего не скажу… А вот снабжение зимой и вправду было ни к черту: от обморожений полегло больше, чем в августе… Я вот ноги тоже не в бою лишился. Сапоги прислали — не поверите: как на ребенка размер! И такая вся партия!

— Вы сказали, бойцы Белоглазова сторонились? — деликатно напомнил Ардов.