Нотки кориандра

— Ну да… Иногда весьма неприятные коленца выделывал. Помню, после очередной атаки остался у нас лежать среди трупов старик турок. Оказался живой, хотя и в крови весь. Ну, дал я ему винограда, успокоил. Позвали болгарина в переводчики. Оказалось, старик был резервист в третьем призыве, сказал, что в армии Сулеймана-паши таких, как он, весьма много и все они никакого желания не имеют воевать с русскими. Сидим мы, стало быть, эдак беседуем, подходит Белоглазов, слушает молча, потом заходит этому старику за спину, берет у одного драгуна шашку и ка-а-а-ак свистнет! — одним ударом старику голову отсек. Она вот так вот мне в ноги и упала. — Юрьев кивнул на гравийную дорожку перед собой. — А в руке у старика все еще самокрутка дымится — я ему сам свернул, у него руки дрожали. Это, доложу я вам, показалось мне такой дикостью, что я, честно сказать, бросился на Белоглазова с кулаками, насилу нас разняли. Ну, война — она многим душу калечит… Я и его понять могу — сколько на его глазах товарищей полегло… А все-таки не следует так православному человеку.

Глава 32

Встреча в мезонине

— Не нанести ли нам визит в этот подвальчик? — предложил Ардов, как только чины полиции вышли за ворота сада.

После разговора с отставным поручиком Илья Алексеевич чувствовал азарт: по языку разлился кисловатый вкус тамаринда и началось покалывание иголочками.

Петр Павлович обернул к товарищу вопросительный взгляд.

— Я о «курятнике», — пояснил сыщик. — Думаю, это место служило преступникам чем-то вроде штаба. Весьма вероятно, что именно там мы сможем застать вашего знакомого.

— Не такой уж он мне и знакомец, — пробурчал Жарков, проверяя барабан своего лефоше.

Дверь «курятника» оказалась не заперта. Спустившись по ступеням, чины полиции очутились в пустом подвале, где о петушиных боях напоминал разве что пустой ринг с грязными опилками да стойкий запах помета. Из небольших окошек под потолком пробивался вечерний свет.

— Кажется, нас решили не дожидаться, — сказал Жарков, аккуратно ступая по хрустящим щепкам и осколкам стекла.

Каждый шаг отдавался эхом в дальних углах.

— Петр Павлович, как вы полагаете, могли мы не вступать в ту войну с турками? Ведь никакой же выгоды для империи она не несла.

— Как не вступать? Так вот сидеть и смотреть, как братьев-славян режут? Ведь османы тридцать тысяч болгар вырезали, когда апрельское восстание подавляли!

— Да-да, это страшно, — согласился Ардов.

Перед внутренним взором Ильи Алексеевича открылась толстая книжка с полки в отцовском кабинете в темно-зеленом ледериновом переплете с золоченой надписью «Военно-Медицинскій отчетъ по Дунайской Арміи 1885 года за Войну съ Турціей 1877–78 г.г.»

— В итоге мы потеряли убитыми двадцать две тысячи триста девяносто одного человека, — озвучил он цифру внизу сводной таблицы. — А что взамен? Разве Порта ушла из Европы? Стало едва ли не хуже! Ведь мы тогда даже Царьград не могли за собой оставить, не обрекая себя на войну с Англией, которую по слабости флота выиграть были не в силах.

— Я помню то время, — задумчиво произнес Жарков. — Я тогда служил в Третьем отделении и знал положение. Государь, как говорили, не хотел той войны. Но известие о резне болгар встретило в обществе невероятное возмущение. А уж когда Сербия вступила в войну… Только об этом и говорили. По всей стране стали создавать славянские комитеты, обсуждать судьбы славянства, собирать деньги. На ту сербско-турецкую войну от нас поехали тысячи добровольцев. Десятки тысяч! По сути дела, мы вступили в войну без всякого решения правительства! Многие офицеры и генералы увольнялись из армии и ехали воевать за турецких христиан. Сербскую армию в том конфликте возглавил генерал Черняев. Наше дипломатическое ведомство запретило ему выезжать за границу — за ним был учрежден надзор, однако он тайно бежал в Москву, где в канцелярии генерал-губернатора все-таки выправил себе заграничный паспорт, после чего устремился в Белград. Приказ о его задержании на границе, переданный по телеграфу, тоже запоздал. И, думаю, не случайно… Я видел донесения: в Сербии Черняева воспринимали ниспосланным Богом; вера в него была безгранична…

— Получается, не монарх, а само общество де-факто развязало ту войну? — сделал вывод Ардов. — У государя просто не было возможности избежать её. Откажись он — и его авторитет рухнул бы в одночасье. А без авторитета монархия не может существовать.

— Пожалуй, вы правы, Илья Алексеевич, — подумав, согласился Жарков. — С такой позиции я эти события не рассматривал.

— Не кажется ли вам, что сейчас тоже кто-то взялся раскачивать общество?

— Возможно… — Жарков впервые допустил, что антитурецкие настроения, всколыхнувшиеся после взрыва, могут быть кем-то заранее подготовлены. — Но какова цель?

— Это и есть главный вопрос, — ответил Ардов.

Он подошел к конторке, за которой два дня назад впервые увидел Белоглазова. Жарков зажег спичку и осветил угол. В стене за конторкой, чуть сбоку, в неприметной нише, оказалась низенькая дверца.