Нотки кориандра

— Вот те раз! Тебе улик мало? Ты знаешь, чей труп препарировал?

Жарков не знал.

— Советника турецкого посла Али-Фероу-Бея! Жена уже опознала по перстню.

— Послушай, Сергей Николаевич, этот Али-Фероу-Бей пристрастился к петушиным боям, там его преступники и схватили, а в Сестрорецк довезли уже в бессознательном состоянии. Мы с Ардовым вчера нашли то место.

— Какое еще место?

— Его опоили и держали в подвале. Вот флакон. Следы барбитала мною были обнаружены и при исследовании трупа.

Жарков достал из кармана склянку из аптеки Бауманна и показал жандарму.

— Петр Павлович, смотрю, тебя Ардов успел обработать? — Брусникин бросил пренебрежительный взгляд на предъявленную улику. — Али-Фероу-Бей страдал бессонницей, пил на ночь капли — отсюда и барбитал в трупе. Уверен, жена подтвердит. Не будь наивным. Это видел?

Брусникин достал клочок бумаги и показал Жаркову.

— Это записка из его кармана! Знаешь, что тут? Адреса всех военных заводов! Цель — лишить Россию современного оружия перед войной. В Сестрорецке мы прохлопали, но в других местах — встретим как полагается, не сомневайся.

Петр Павлович рассматривал грязный обрывок.

— Откуда страничка, догадался? — продолжал Брусникин. — Обрати внимание на верхний край. Он оборван, но несколько букв осталось. Это записная книжка самого господина посла!

Криминалист поднял ошеломленный взгляд. Полковник приблизился к нему вплотную и заговорил тихо, но с невероятным напором:

— Мы раскрыли турецкую сеть, действовавшую под прикрытием посольства, вот так-то, Петр Палыч! С минуты на минуту я жду разрешения на арест военного атташе капитана Джамиль-Бея и морского атташе лейтенанта Мустафы-Эфенди.

Жарков почувствовал, что растерял все сомнения насчет «турецкого следа», которые успел было поселить в нем Ардов. Улики Брусникина казались неоспоримыми.

— Кто, как не советник Али-Фероу-Бей, склонил Лундышева к сотрудничеству? — Жандармский офицер принялся ходить за кулисами как по своему кабинету на Фурштатской. — Справку из банка ты сам видел — капитан-лейтенант оказался человеком жадным, на этом и подловили. Провели первый взрыв, Чептокральский принес деньги.

— Погоди, ты и Чептокральского в турецкие агенты записал? — опешил Петр Павлович.

— А ты как думал? — вскипел Брусникин. — В ардовские сказочки про тайную любовь поверил? Картина там совершенно ясная: репортер принес плату за взрыв, Лундышеву показалось мало, повздорили. Чептокральский пошел на угрозы и был убит. Думаешь, я не видел, как твой Ардов тряпочку к поддевке прикладывал? Меня не проведешь! Я сразу смекнул, что у него есть улики по Одноухому!

— Он там был, верно, — признал Жарков, — но в квартиру не заходил, наблюдал в окно.

— Ну и наблюдал, — согласился полковник. — А когда понял, что дело расстроилось, взял в свои руки. И шлепнул этого Лундышева к чертовой матери.

— Но раневой канал… — начал было возражать Жарков.

— Говорю тебе, — перебил полковник, — взялся помогать убирать труп, возился с ним. Потом схватил револьвер и выстрелил. Вот тебе и направление раневого канала.

Для убедительности Брусникин даже опустился на корточки и показал, как Одноухий мог схватить с пола револьвер и произвести выстрел из такого положения.

— Зачем? — все еще не понимал Жарков.

— Да чтобы на допросах Лундышев не разболтал про всю шайку! Если бы твой Ардов не шлепнул Одноухого у Мосиных, уверен, он бы во всем сознался. И указал бы на вашего Белоглазова.

— Белоглазов не может служить туркам, — уверенно произнес Жарков.

Несмотря на напор и самоуверенность Брусникина Петр Павлович чувствовал, что полковник лепит нужную ему картину преступления, подминая в удобном ракурсе и факты, и логику. «Турецкий след» опять стал растворяться, словно туман.

— Это еще почему? — не унимался жандармский офицер.

— У него два Георгиевских креста за Шипку.

— Шипка? — переспросил Брусникин и, казалось, тень сомнения пробежала по его лицу. — За полгода, проведенные там, вполне мог быть завербован агентами Сулеймана-паши, — нашелся он буквально через мгновение. — Чем еще объяснить столь преданное служение интересам врага?

— Да не в турках тут дело! — в сердцах воскликнул Петр Павлович.

Ему потребовалось немало сил, чтобы сделать такое заявление. Криминалист понимал, что никак не имеет достаточных аргументов для продолжения спора и вообще плохо представляет, в каком направлении могут располагаться истинные мотивы злоумышленников, но он верил Ардову. Эту веру в нем усиливало и чувство вины, которое он испытывал перед Ильей Алексеевичем за то, что поддался уговорам Брусникина и согласился использовать сыщика «в темную» в расчете, что тот выведет жандармов на Одноухого, и за мелкую ложь с портфелем.

— Сергей, надо помочь Ардову, — взмолился Жарков, — он разгадает! Надо слушать, что он скажет. Все дело сегодня должно решиться.

— Петр Палыч, ловите вашего Белоглазова, — с некоторой снисходительностью отозвался Брусникин. — А турецкий вопрос доверьте решать Третьему отделению — оно для того и существует.

Глава 37

Долг чести