Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

С. Семенов отрицал свое знание умысла Муханова, утверждая при этом, что не помнит, кто именно был у Митькова. Он сообщал, «что было несколько человек сторонних»; при этом стоит напомнить, что вплоть до 28 марта Семенов полностью отрицал какую-либо степень своей причастности к тайному обществу[713]. В записке о Семенове Комитет формулировал дело таким образом, что одни участники собрания у Митькова уединились в комнате, где сделал предложение Муханов, а другие находились в соседней комнате, в которой оставался Нелединский. Семенов был отнесен к числу последних, не знавших о предложении Муханова, на основе собственных показаний и показаний Фонвизина, говорившего о своем пребывании вместе с Семеновым и Нелединским отдельно от других собравшихся в доме Митькова

[714]. На очных ставках в начале мая 1826 г. Муханов признал сказанные им слова о необходимости отправиться в Петербург для покушения на императора. Сведения о присутствии Нелединского в доме Митькова в момент разговора Муханова с членами тайного общества попали в итоговую записку, резюмирующую содержание сделанных показаний[715]

.

Из приведенного обзора показаний, касающихся собрания в доме Митькова, можно сделать вывод о том, что часть собравшихся не была знакома с Нелединским. Это Муханов и Фонвизин, которые спрашивали о нем у других присутствующих. Первый раз его видел и Якушкин. Другая часть участников собрания, напротив, несомненно знала его. К ним нужно отнести хозяина дома Митькова, который, очевидно, и пригласил к себе Нелединского, а также Семенова. Стоит отметить, что утверждения о непринадлежности Нелединского к числу членов тайного общества принадлежат, в основном, группе незнакомых с ним лиц (Муханов, Фонвизин).

Вместе с тем один из них, Якушкин, наоборот, выступил главным автором уличающего показания о Нелединском, прямо назвав его членом общества. Очевидно, чтобы утверждать это, он должен был быть уверенным в членстве Нелединского. Поскольку Якушкин лично его не знал, он опирался на информацию, полученную от другого участника собрания, знакомого с Нелединским. Таким лицом мог быть Митьков, но он в своих показаниях на следствии назвал Нелединского «посторонним» лицом, не принадлежавшим тайному обществу. В то же время показания, данные в условиях следствия, касающиеся столь опасного с точки зрения обвинения эпизода, не могут быть признаны полностью достоверными: Митьковым могли руководить мотивы спасения от грозящего привлечения к ответственности человека, который, как он предполагал, не был арестован и которого он, как представляется, пригласил к себе. Все сказанное заставляет отнестись к его показанию с большим сомнением. Согласно имеющимся показаниям, в одной комнате с Нелединским долгое время находился С. Семенов, бывший секретарь Союза благоденствия, прекрасно осведомленный о персональном составе тайных обществ. Очевидно, он был знаком с Нелединским, однако следствие не обращалось к нему с вопросом о причастности последнего к тайному обществу.

Для исследователя особое значение имеет факт присутствия Нелединского в момент политически острых разговоров и обсуждений, в том числе – предложения Муханова. Если бы Нелединский был полностью чужд настроениям собравшихся членов тайного общества, то его присутствие в такой момент было бы невозможным. Вероятнее всего, Нелединский был одним из тех уже отошедших от тайного общества членов, кто сохранил прежние связи с некоторыми из деятельных его участников. В сущности, в этом положении находились и некоторые другие собравшиеся у Митькова лица – Якушкин и Фонвизин. При Нелединском, как выясняется из полученных показаний, на этом собрании не сдерживались в опасных разговорах: характерно, что опасения Муханова относительно присутствия на собрания «постороннего» Нелединского не разделялись всеми собравшимися: при нем говорили вполне «откровенно». Во всяком случае, обсуждение событий 14 декабря в Петербурге, сочувствие, проявленное к заговорщикам, желание «отомстить» за них – все это было обнаружено Мухановым и другими участниками разговора непосредственно в присутствии Нелединского; в этом согласны все показания. Степень откровенного обсуждения заставляет отнестись с сомнением к отрицанию принадлежности Нелединского к декабристскому обществу со стороны авторов показаний.

Предположение о формальном участии Нелединского в декабристской конспирации подкрепляется свидетельствами других источников. Показания о принадлежности Нелединского к тайному обществу, сделанные на следствии, подтверждаются в мемуарных текстах Якушкина. Описывая в них события, происходившие в декабре 1825 г. в Москве, он упоминает Нелединского в качестве члена тайного общества[716]. По итогам опроса некоторых арестованных Нелединский был сочтен следствием вполне оправданным, показания Якушкина признаны неподтвердившимися. Справка о Нелединском в «Алфавите» Боровкова утверждает, что показания Якушкина Комитет оставил «без внимания», очевидно, в силу доказанной «невиновности» бывшего подозреваемого[717].