Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Негласное влияние на ход расследования следует рассматривать как исключительное явление: главной задачей оставалось выявление и установление в возможно полном объеме действительной степени причастности к «делу» каждого привлеченного к процессу. Тем не менее, факты, говорящие в пользу значительной роли посторонних для следствия влияний в отдельных случаях, налицо. Характерным примером является расследование в отношении А. М. Голицына, родственника члена Следственного комитета А. Н. Голицына, очень близкого к императорской семье. Спасти младшего брата, В. М. Голицына, не было возможности: слишком серьезной была обвинительная информация. Ситуация со старшим племянником А. Н. Голицына оказалась значительно более благоприятной: удалось снизить значение показаний Вольского, а свидетельство А. Бестужева фактически не было принято во внимание. В случае офицеров Конной гвардии А. А. Плещеева 2-го, А. К. Ливена, М. Ф. Голицына, конечно, в скоротечном расследовании и оправдательном вердикте следствия немалую роль сыграла принадлежность к придворным кругам: Голицын представлял влиятельный и близкий к императорской семье род; Ливен был внуком воспитательницы Николая I Ш. К. Ливен, очень влиятельной в придворных кругах, и кроме того, являлся родственником допрашивавшего его Бенкендорфа; Плещеев – сыном чтеца императрицы Марии Федоровны, литератора и придворного, камергера А. А. Плещеева. М. В. Нечкина в этой связи отмечала: «В смягчении хода следствия и в доверии к… отрицательным показаниям чувствуется сильное влияние императрицы-матери… которая приняла меры для спасения двух сыновей своего любимого чтеца… Поэтому Алексей Плещеев остается для исследователя фигурой невыясненной, подлежащей дополнительному изучению. Все это касается и брата Алексея – Александра… Николай I не тронул и его, освободив перед судом без малейшего взыскания. Заметим, что во многих других случаях знание о существовании общества и недонесение на него само по себе считалось тяжелой виной и подлежало взысканию»[764]

. В этом наблюдении с большой точностью выделены важнейшие последствия влияния на расследование посторонних факторов: невнимание следователей к уличающим показаниям, склонность рассматривать оправдательные показания (самого обвиняемого или отдельных свидетелей) как наиболее авторитетные свидетельства, а также «смягчение хода следствия» (т. е., в первую очередь, отсутствие всех необходимых процедур, включая очные ставки, и скоротечность).

Принадлежность к «злоумышленникам» представителей известных семей, не исключая входивших в ближайшее окружение императора, разумеется, оказывала вполне определенное воздействие на ход следствия, настойчивость и углубленность его разысканий. Наличие всего одного-двух обвиняющих показаний, полностью отрицаемых одним из главных свидетелей или самим подозреваемым, создавало благоприятную возможность для признания привлеченного к процессу лица невиновным.

Неслучайными в этом контексте видятся формулировки итоговых документов следствия, не только результирующие полученную в ходе процесса информацию, но и интерпретирующие ее. Так, в справке «Алфавита» Боровкова сообщается о показаниях А. А. Плещеева 2-го и затем прибавляется: «…в члены общества не поступал и участия в оном никакого не брал, а 14 декабря действовал противу возмутителей». Вопреки имевшимся показаниям Бестужева и Оболенского в справке утверждается: «…никто из злоумышленников не показал о принадлежности Плещеева к обществу или участии в оном»[765]

. Столь серьезная избирательность в отборе информации, замалчивание прозвучавших уличающих показаний и вполне определенная тенденциозность выводов позволяет предположить существенное воздействие посторонних факторов на ход расследования, в случаях расследования участия в конспиративной активности представителей влиятельных фамилий.

Другим достаточно характерным случаем является расследование в отношении И. Ф. Львова. Сохранился даже конкретный документ, прямо указывающий на существенное воздействие на ход следствия, и ни кого иного, как первого лица государства. Речь идет об упоминавшемся выше отношении И. И. Дибича к председателю Следственного комитета Татищеву, передающем волю Николая I об ускорении расследования по делу Львова и скорейшем выяснении его «меры прикосновенности». Разумеется, последствия такого распоряжения императора трудно переоценить; их благоприятная для привлеченного к процессу лица направленность также не требует пояснений.

Необходимо сделать вывод, что, скорее всего, негласное давление на следствие имело место не только в случае Грибоедова, но и Львова, Плещеева 2-го и в ряде других. Когда в Комитет поступало прямое указание императора ускорить расследование или получить в возможно короткий срок показания, обвиняющие то или иное лицо (а также ответы на эти показания с его стороны), – это можно рассматривать как несомненный признак такого рода давления.