Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Как видим, осторожные намеки М. Муравьева-Апостола и отрицание формальной принадлежности Набокова к тайному обществу не заслоняют того факта, что последний был очень хорошо осведомлен о существовании и целях декабристского союза. Более того, реальные связи заговорщиков и полкового командира Кременчугского полка были такого рода, что на Набокова можно было рассчитывать «в решительную минуту». Не менее важным свидетельством является указание на то, что «дело» тайного общества Набокову было «не совсем чуждо». Очевидно, он имел об этом «деле» довольно точное и полное представление, как и о планах выступления. Из этого следует еще один вывод: контакты с Набоковым не ограничивались одним посещением лидеров восстания накануне событий. Вообще, сам по себе факт надежд на участие в мятеже офицера в столь высоком чине, на присоединение его полка к восстанию, свидетельствует о том, что контакты Муравьевых-Апостолов и Набокова отличались длительностью и носили конспиративный характер. Все это достаточно четко укладывается в понятие «прием в конспиративную организацию»: столь серьезная степень осведомленности о «делах» тайного союза подразумевала и формальное участие в нем.

На этом попытки инициаторов мятежа привлечь полковых командиров некоторых соседних полков не закончились. Согласно рассказу Ф. Ф. Вадковского, в день начала восстания 29 декабря у Набокова в Брусилове и у Повало-Швейковского в Радомысле, где располагался Алексопольский пехотный полк, которым он командовал до недавнего времени, а в эти дни сдавал полковые дела, побывал Бестужев-Рюмин. В первый день мятежа он совершил поездку, по данным Вадковского, «чтобы возмутить полки Кременчугский и Алексопольский…», однако «безуспешно виделся с полковником Набоковым»[924]

. Согласно запискам Горбачевского, Бестужев-Рюмин в этот день достоверно побывал только у Повало-Швейковского, однако, по сведениям мемуариста, «вероятно, он был и у других полковых командиров». Мемуарист отмечает: «Положительно неизвестно, где он был, но, вероятно, сколько можно догадываться по обстоятельствам, он ездил в ближайшие полки и приглашал к действию командиров оных»[925]

. Указание на связи лидеров заговорщиков именно с полковыми командирами свидетельствует о характере организационных связей, лежавших в основе плана действий заговорщиков, который в целом оказался скрыт на следствии – т. е. его опоре на командиров некоторых соседних полков. Указание это нельзя не признать весьма замечательным при изучении конкретного вопроса об участии в тайном обществе Набокова. В ходе расследования, да и во время восстания, сам Бестужев-Рюмин (равно как и Муравьев-Апостол) либо замалчивал цель этой поездки, либо сообщал о том, что в результате он ни с кем не встретился[926]. Представляется, что целью поездки могло быть посещение полковых командиров и других офицеров – членов тайного общества, для того чтобы получить ответ на вопрос: можно ли рассчитывать на их поддержку.

В связи с этим следует признать очень примечательным следующий факт. В тот же день, 29 декабря, сначала в Радомысле у Повало-Швейковского, а затем в Любаре у А. З. Муравьева, появляется участник «Общества соединенных славян» Я. М. Андреевич. Он привез с собой записку от рядового Черниговского полка Ф. М. Башмакова, в которой говорилось об аресте бумаг С. Муравьева-Апостола и начале решительных действий. «Приглашая действовать», Андреевич, согласно показаниям А. З. Муравьева, устно передал ему важную информацию: «Кременчугский полк и артиллерия готовы»[927]

. Таким образом, полк, командуемый Набоковым, не только входил в сферу влияния заговорщиков, но и служил своеобразным средством агитации, как одна из «надежных», находившихся в руках членов тайного общества военных частей, готовых участвовать в выступлении.

В отношении Набокова и Повало-Швейковского Вадковский замечает: «бывшие пылкими на словах, члены общества отказались вывести полки»[928]

. Причина «пылкости» Повало-Швейковского, проявленной им осенью 1825 г., на следствии была выяснена: когда 31 августа 1825 г. его лишили командования Алексопольским пехотным полком и перевели в Саратовский полк, оскорбленный этим, он хотел открыть «действия»[929]. О «пылкости» Набокова нам ничего не известно. Но сообщение Вадковского подводит к мысли о том, что братья Муравьевы-Апостолы первоначально могли положиться на слова своего старого товарища, а полковой командир Кременчугского полка, очевидно, выражал готовность участвовать в восстании. Однако затем он, как и другие достоверно известные участники декабристского общества (А. З. Муравьев, И. С. Повало-Швейковский), отступил от ранее высказанных обещаний. По мнению авторитетного исследователя вопроса Ю. Г. Оксмана, «свидание» между Набоковым и Муравьевым-Апостолом «…хотя и состоялось, но не привело к положительным результатам»[930].