Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Документы военно-судной комиссии по этому делу обнаруживают иную, в сравнении с мемуарами Горбачевского, картину. Она кратко представлена в исследовании М. В. Нечкиной. Беспорядки в полку произошли в действительности в начале февраля 1826 г., после окончания смотра Полтавского полка в Бобруйске. Согласно рапорту командира полка подполковника Лазницкого, Трусов выступил перед фронтом и призвал: «Ребята! Бросайтесь в штыки, найдем вольность и независимость ни от кого, у нас государь не есть государь Николай Павлович, а тиран», а затем «в присутствии целого батальона» произнес выражения, оскорбляющие особу императора и всю царскую семью, которые командир полка даже затруднился передать в своем рапорте. Трусов по приказанию Лазницкого был немедленно арестован и отправлен на гауптвахту; на допросе он показал, что не был знаком с бывшим командиром полка Тизенгаузеном и арестованными офицерами полка, в том числе Бестужевым-Рюминым, на солдат не влиял, к тайному обществу не принадлежал, о существовании таковых обществ узнал от двоюродного брата Ивана Алексеева, который умер в 1825 г. Свой поступок объяснил «болезненным припадком». Выяснилось, что накануне происшествия Трусов был в госпитале у подпоручика Троцкого, который также был арестован и привлечен к делу в марте 1826 г. Троцкий на допросе также не сознался в принадлежности к тайному обществу, дерзко отвечая полковому командиру; оба были преданы военному суду[914]. Таким образом, в документах официального расследования сохранились следы интереса к связям двух офицеров с тайными обществами, однако эти материалы не содержат ясных указаний на причастность обвиняемых к декабристской конспирации.

Записки Горбачевского – источник, нуждающийся в особо критичном отношении, исследователям известны его тенденциозность, апологетическая позиция автора записок в отношении «Славянского общества». В данном случае она проявилась в том, что, по утверждению автора записок, «полтавских» заговорщиков арестовал их полковой командир В. К. Тизенгаузен, член Южного общества, в действительности арестованный в начале января 1826 г., т. е. ранее развернувшихся событий, связанных с Трусовым и Троцким. Автор записок, по-видимому, не знал хода происшествия в Полтавском полку и основывался на отрывочной информации и слухах[915].

Вместе с тем в отношении именного состава участников «Славянского общества» записки Горбачевского достаточно точны и четко охватывают круг офицеров, который известен по следственным показаниям и документам расследования в 1-й армии. Это и понятно: они основаны на сведениях, полученных от большого круга членов этого общества, оказавшихся в Сибири.

В условиях начавшихся процессов против членов тайных обществ сокрытие Трусовым и Троцким своей к ним принадлежности, при отсутствии «свидетелей обвинения», направило самостоятельное расследование по их «делу» в русло обвинений в оскорблении императорской особы, исключило выявление реальных связей с декабристским обществом. По справедливому мнению М. В. Нечкиной, «случай» с Троцким и Трусовым нашел далеко не полное отражение в документах военного суда по этому делу[916].

В записках Горбачевского содержится указание на принадлежность к Южному обществу командира Кременчугского пехотного полка полковника Петра Александровича Набокова. Согласно запискам, его фамилия была названа «славянам» М. П. Бестужевым-Рюминым на первом объединительном совещании в Лещине у Я. М. Андреевича, одновременно с фамилиями других членов тайного общества, наряду с П. Д. Киселевым, Н. Н. Раевским (старшим), М. Ф. Орловым, С. Г. Волконским, С. П. Трубецким, П. И. Пестелем, А. П. Юшневским, В. Л. Давыдовым, В. К. Тизенгаузеном, А. Н. Фроловым, М. И. Пыхачевым, Артамоном и Александром 3. Муравьевыми, М. А. Габбе и др.[917]

Как видим, вместе со строго установленными следствием членами Южного общества Бестужев-Рюмин назвал, согласно Горбачевскому, тех, кто уже отстал от тайных обществ (М. Ф. Орлов) и даже не состоял в них, но был тесно связан служебными, родственными и дружескими связями с заговорщиками (П. Д. Киселев, Н. Н. Раевский). Очевидно, речь шла о тех, на кого заговорщики оказывали влияние или надеялись повлиять в решающий момент. Весьма симптоматичным представляется появление в этом ряду командира Кременчугского пехотного полка П. А. Набокова, «старого приятеля и однополчанина» братьев Муравьевых-Апостолов военной поры 1812–1814 гг., перешедшего из л.-гв. Семеновского полка в армию еще в 1819 г. Это обстоятельство подтверждает заключение о том, что Набоков не растерял старых дружеских связей и поддерживал контакты со своими товарищами после их перевода в армейские полки, что крайне важно в контексте рассматриваемого вопроса[918].