Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

С другой стороны, контекст данного указания не позволяет все же полностью отождествить выражение, примененное мемуаристом для характеристики отношений между давними товарищами («наше общество»), именно с тайным обществом, хотя такое истолкование видится нам наиболее предпочтительным; и, возможно, употребляя это выражение, автор воспоминаний вкладывал в него как раз это значение. Однако нельзя полностью исключить и другого истолкования: мемуарист подразумевал лишь постоянные встречи определенного устоявшегося круга давних друзей и единомышленников, не оформленного в конспиративную организацию.

Вызывает вопросы и хронологическая привязка сведений, сообщенных в цитированном мемуарном фрагменте. Сам Муромцев относит собрания «общества», на которых имели место «тайные разговоры», или точнее – начавшуюся подписку в «книгу», от которой он уклонился, к лету 1822 г. По его словам, в это время П. Х. Граббе, командуя Лубенским гусарским полком, находился в Ярославле. Сведения эти, однако, следует признать не вполне точными: указанным полком Граббе командовал с 1817 г., в марте 1822 г. по высочайшему приказу был лишен командования и уволен со службы; лишь после сдачи полка Граббе прибыл по приказанию начальства в Ярославль[1147]. Покинул он Ярославль только в июне 1823 г., уехав в Петербург, а в августе этого же года по высочайшему приказу его возвратили на службу[1148]

. Очевидно, память мемуариста в отношении хронологии событий недостаточно точна.

В ряду важных наблюдений над воспоминаниями Муромцева стоит еще остановиться на сообщении мемуариста о том, что ему стало известно об осведомленности правительства о собраниях в доме И. А. и М. А. Фонвизиных («правительство уже обратило на это внимание»). Эти сведения, вероятнее всего, отсылают к доносам М. К. Грибовского, осведомившего полицейские службы о собраниях участников тайного общества в доме Фонвизиных в Москве. Упомянутый мемуаристом А. И. Нейдгардт в 1823 г. был назначен начальником штаба Гвардейского корпуса и уехал в Петербург[1149]. Таким образом, события, описанные Муромцевым, происходили, судя по приведенным им сведениям, по-видимому, не ранее начала 1821 г. и не позднее 1823 г.

1821–1822 гг. – время, когда недавние активные члены «ранних» декабристских тайных обществ постепенно отходят от деятельного участия в движении: новые исторические условия, туманная перспектива политических реформ, угроза правительственного преследования заставляли отлагать самостоятельные действия на неопределенный срок. Вместе с тем, в это время данный процесс только наметился: участники тайного общества, созданного в начале 1821 г. на Московском съезде, стремились к оформлению вновь образованной организации, привлекая новых лиц. Известно, например, что в 1823 г. усилиями И. Д. Якушкина в это общество поступил полковник Г. И. Копылов, состоявший ранее в Союзе благоденствия[1150]. Возможно, такой же путь проделал и Муромцев.

С другой стороны, в начале приведенного отрывка мемуарист пишет о Граббе как участнике тайных собраний в Москве. Приведенные выше сведения о служебных обстоятельствах Граббе подводят к заключению о том, что сообщение мемуариста следует отнести к более раннему времени. На эту мысль наводит и фамилия А. Н. Муравьева, который, по всем имеющимся данным, отошел от тайного общества еще в 1819 г., а после этого лишь эпизодически встречался с отдельными его членами. Кроме того, останавливает на себе внимание состав участников собраний: здесь названы активные деятели московского Союза благоденствия, прекратившего свое существование весной 1821 г. Можно предположить, что память подвела мемуариста, и описанные им собрания происходили не в 1822 г., а по крайней мере на год или два раньше.

В. И. Семевский, публикуя в 1905 г. записки М. А. Фонвизина в сборнике «Общественные движения в России в первую половину XIX века», первым высказал мнение о том, что Муромцев описал события не 1822 г., а более раннего времени. Отнесение Муромцева к числу участников именно Союза благоденствия разделяли и другие исследователи. Так, указание, которое содержат воспоминания Муромцева, стало основанием для включения Муромцева в число членов одной из московских управ Союза благоденствия, возглавляемой Ф. П. Шаховским. По мнению И. В. Пороха, в управу Шаховского входили П. Х. Граббе, М. А. и И. А. Фонвизины, И. Д. Якушкин, С. М. Семенов, М. А. Волков, К. А. Охотников, Ф. Ф. Гагарин; эти реалии показывают, что историк отнес вступление Муромцева в тайное общество к 1818 г. Обосновывая свою мысль, И. В. Порох писал: «Судя по воспоминаниям М. М. Муромцева, он также принадлежал к Союзу благоденствия, и его квартира в 1818–1819 гг. была местом частых сборов членов организации. Особо подчеркивает Муромцев свою близость с М. Фонвизиным. И возможно, что он и принял его в общество…». Еще ранее к участникам московских управ Союза благоденствия отнес Муромцева Н. П. Чулков[1151].