Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Действительно, особый характер многолетних связей Муромцева с М. А. Фонвизиным, П. Х. Граббе и рядом других известных деятелей Союза заставляет предположить, что собрания с его участием происходили в период активной деятельности Союза благоденствия, хотя прямого указания о вступлении Муромцева в тайное общество его воспоминания не содержат. Учитывая близость Муромцева к наиболее крупным деятелям тайного общества в Москве, а также отмеченный в его воспоминаниях характер тайных заседаний, которые он посещал, следует предположить его возможную принадлежность к одной из московских управ Союза благоденствия в промежутке между 1818 и 1821 гг. Свидетельство Муромцева, однако, не дает полной уверенности в том, что упомянутые им собрания были собраниями Союза благоденствия. Приводимые сведения о «книге», в которую записывались члены, как будто не похожи на характер и назначение «Зеленой книги» – устава Союза благоденствия. Возможно, это был новый устав общества, созданный на съезде 1821 г. Но речь, видимо, идет о приложенных к уставу списках, в которые вносились имена новых членов. А такого рода списки существовали как до, так и после 1821 г.

При этом нельзя не отметить, что фактически те же лица (за исключением А. Н. Муравьева и М. А. Дмитриева-Мамонова) на Московском съезде в начале 1821 г. решили создать новое тайное общество. Основателями его стали друзья Муромцева – братья И. А. и М. А. Фонвизины, И. Д. Якушкин (как известно, ближайший товарищ М. А. Фонвизина, привлекший его в тайное общество) и П. Х. Граббе. Возможно, мемуаристом объединены встречи, проходившие у Фонвизиных как до Московского съезда, так и после него. Как писал Н. П. Чулков: «…память его [Муромцева. – П. И.] была не очень твердая»[1152]

.

Но вступил ли Муромцев во вновь созданную в 1821 г. организацию? Или его участие ограничилось присутствием на первых собраниях вновь создаваемого тайного общества до формального конституирования этой новой структуры? Может быть, он участвовал только в Союзе благоденствия? Ответить на все эти вопросы с полной уверенностью нельзя. Сомнение в принадлежности Муромцева к декабристскому обществу вызывает главным образом сообщение об отказе мемуариста подписаться в заведенную «книгу», то есть формально закрепить свое членство в тайном обществе. Единственное, что можно констатировать, – это присутствие Муромцева в кругу участников общества на рубеже 1810-1820-х гг. и отход от него после 1822 г.

Итак, при интерпретации данных этого свидетельства исследователь может ограничиться простым воспроизведением позиции мемуариста, заключив, что Муромцев вспоминал исключительно о встречах единомышленников, оппозиционно настроенных, критикующих правительственные меры, обсуждающих острые политические вопросы и даже проекты преобразований, – встречах, не облеченных в форму тайного общества. Однако состав участников собраний, их место и время, а главное содержание бесед, – все это служит реальной почвой для обоснованного предположения о том, что Муромцевым описаны собрания именно тайного общества – Союза благоденствия или созданного в 1821 г. тайного общества, в которое вошли Граббе, Якушкин и братья Фонвизины. В этом случае свидетельство Муромцева уникально тем, что оно фиксирует участие в собраниях тайных обществ А. Н. Муравьева, отошедшего от них, согласно традиционным представлениям, еще в 1819 г., а также одного из учредителей Ордена русских рыцарей М. А. Дмитриева-Мамонова, постоянно жившего в своем имении, но изредка посещавшего столицы. Нам представляется обоснованным предположение о том, что Муромцев, принадлежа к Союзу благоденствия и присутствуя в этом качестве на собраниях у Фонвизиных, при создании нового тайного общества в 1821 г. отказался от вступления в него.

Как можно уверенно полагать, именно такие лица, как Муромцев, находились на периферии декабристских тайных обществ. Связанные с ведущими участниками этих обществ отношениями единомышленников, они составили основную массу лиц, укрывшихся от следствия благодаря слабой вовлеченности в события 1825–1826 гг., в планы радикальных действий, благодаря своему окраинному положению в тайном обществе. Мемуары Муромцева, как представляется, приоткрывают завесу над одним из таких участников декабристских организаций.

Обращаясь к дальнейшему анализу мемуарных свидетельств, отметим, что исследователь располагает прямыми указаниями мемуарных источников на принадлежность к тайному обществу нескольких лиц; эти указания находят косвенное подтверждение в материалах следствия 1825–1826 гг., где имеются данные о подозрении насчет причастности к тайному обществу или связи с заговорщиками.