Новый Мир ( № 3 2003)

Однако и видимая простота оказывается не без секрета. Стихотворная материя Русакова, несмотря на некоторые повторяющиеся, почти дежурные в ней детали, очень плотна. А плотность — это и антоним рыхлости, и производное от слова “плоть”. Потому и стихотворения — тугие, упругие; почти в каждом — сгусток энергии.

Над Катюшиным Полем гроза собралась

и ударила в землю водой.

И взлетела до неба веселая грязь...

Нет, хорош этот мир молодой!

.........................................

Потому что заношено лето до дыр,

хоть вишневник еще лупоглаз.

И еще барабанит восторженный мир

в жестяной перевернутый таз...

Вообще стихи “Разговоров с богом” напоминают мне перенасыщенный раствор: вроде смотришь — и ничего особого, мало ли на свете стихотворной жидкости в сочинительских колбах. Ан вдруг и пошел прямо на твоих глазах некий магический процесс, и в результате — многогранное и цельное чудо, название которому — поэзия. Поэзия как кристалл, ни прибавить к которому, ни отнять уже ничего нельзя. Все скреплено внутренней энергией.

Конечно, у стихотворца, как и у всякого алхимика, есть собственный инвентарь: все эти рифмы, ритмы, метафоры, анаколуфы всякие, эллипсисы...

...Любимая, всё в мире, как с тобой:

провисли сливы и уже буреют.

Соседский кот выходит на разбой,

и серафимы ласточками реют.

Любимая, мы будем долго жить.

Потом умрем, но вместе и нескоро.

И скажем, где нас рядом положить —

там, где тебя зарыли, у забора.

Вот такая вот... “метафора”. Сдержанная, грустная... пронзительная.

Но даже при всей своей горечи, доходящей порой до надрывности, по органическому содержанию перед нами явноздороваяпоэзия. Русаков, слава Богу, из той породы людей, которые —живут.И потому, даже делясь самым болезненным для себя, не действуют

угнетающе.

К сожалению, авторов, которым даны еще такие ровные интонации и емкий, живой, “обыкновенный” русский, именно русский, язык, — сейчас не много. Не так просто “заградить слух” и не обратиться в точку, бегающую по синусоиде истерически шумного времени. И помочь тут может разве что большое личное счастье или большая же личная утрата, и на том и на другом фоне искусы любого времени просто не замечаются. Но это уже — как Бог даст.

Русакову, если допустимо так сказать, “повезло” и с тем, и с этим. Зато мир в его стихах видится таким, каков он есть, без наслоения суетной шелухи, именно как мир Божий. Зато можно оставаться до конца искренним и с честностью признаваться:

Все сгорит — и останется горстка

от церквей, иереев, старух:

небывалое солнце Загорска

оседает на тлеющий луг.