Новый Мир ( № 5 2003)

Что ж, в контексте этого высказывания Дмитрия Полищука в некотором смысле манифестарный характер “Гиппогрифа” становится еще более очевиден. Хотя тут же следует оговориться: характер характером, но это еще (и слава Богу) не манифест. Точнее всего сказать, что есть весьма серьезно продуманная и основательно выстроенная книга стихов с подспудной, подчиняющей себе и выполненной — поскольку прочитываемой — сверхзадачей, которая на самом деле этой книги и шире, потому что касается проблемы “улавливания” и утверждения уже не индивидуального стиля автора (что было в первых двух книгах Полищука: “Петушка” и “Страннику городскому”), но стиля ни много ни мало всей “новой генерации”. В этом смысле и повторение в “Гиппогрифе” нескольких стихотворений из предыдущих книг выглядит вполне оправданным: подчиненные принципиально новой задаче в ряду новых стихов, они как будто приобретают оттенок и нового, отсутствовавшего прежде значения.

Так, например, широко известный “Плач по деревлянам”, перекочевав (как, надо сказать, и “Романс-баллада”) из предыдущей книги, встал последним стихом в триптихе “Три оды духовные”, которые в свою очередь оказались в “Гиппогрифе” “стакнуты” с... циклом “Ямбы 5”. Чтобы дать возможность вполне прочувствовать стилистическую контрастность такого сочетания двух разных, но стоящих рядом групп стихов, привожу наглядно:

Из времен в трудном слове днесь явленный, о, не

остави мя в темени, отче Симеоне!

Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий,

помилуй мя грешного!— бо аз есмь хороший,

аз есмь телок заблудший, в бездумье стоящий

ста дорог на стеченье, о кнуте молящий.

Дай же путеводного беспутному слова —

опричь слова нет в свете ничего иного.

(“Моление о слове”, “Три оды духовные”)

Звезда катилась по небу так долго,

что я примету вспомнил: загадать

мне нужно что-то... и успел. Желанье

ожгло тоскою прежней — пусть придет

еще стихотворенье. Так сбылось.

(“Еще желанье”, “Ямбы 5”)