Новый Мир ( № 9 2005)

Однако вопрос о времени не так прост. “Чарский, — писала Ахматова, — Пушкин, но не Пушкин того времени, когда писалась эта повесть, — женатый, отец семейства, муж красавицы, писатель, который долгие годы не прочел о себе ни одного доброго слова, разорившийся камер-юнкер... Нет! — это Пушкин знаменитый, всеми любимый, прославленный, независимый, холостой <...> Это — Пушкин примерно 1827 — 1828 годов. Это Пушкин, слушавший вдохновенные импровизации Мицкевича...”8 Выше она замечает: “Автобиографический отрывок 1830 года и 1-я глава „Египетских ночей”. Работа над ним („Отрывком”. —

В. Н.): тщательно изгнаны бедность (для этого Чарскому придан богатый дядя), неудача, зависимое положение писателей <...> Чарский — не Пушкин 1835 года”9.

Действительно, Чарский мало напоминает порядком уже измученного Пушкина 1830-х годов (которому гораздо больше соответствовал бы безымянный автобиографический герой “Отрывка” “Несмотря на великие преимущества...”) и гораздо ближе к Пушкину первых лет после триумфального возвращения из ссылки, когда все общество было увлечено и оЧАРовано им и его стихами, с их ЧАРующими звуками... А “богатый дядя” — если уж идти за Ахматовой дальше — не может ли быть истолкован в качестве иронической травестии тогдашних “свойских” отношений с царем — как они виделись Пушкину после беседы с Николаем I, назвавшим поэта “моим Пушкиным”?

Во-вторых, в самом начале повести о Чарском говорится: “Ему не было еще тридцати лет” (“тридцать лет” — сакраментальная для Пушкина цифра, конец молодости: “Ужель мне скоро тридцать лет?”); Импровизатор же “казался лет тридцати”: Мицкевич был старше Пушкина на год (то есть роковой рубеж уже перешагнул).

В-третьих, слова Чарского: “Здешнее общество никогда еще не слыхало импровизатора” — к 1830-м годам отнести нельзя.

В-четвертых, темы, предложенные Импровизатору на его вечере, с не меньшими основаниями, чем к 1830-м, можно отнести к 1820-м годам. История Ченчи — сюжет трагедии П.-Б. Шелли (1819), после нее история эта и стала знаменита. Тема извержения Везувия есть в “Коринне”, том самом романе Ж. де Сталь, где описан импровизатор-римлянин (1807). “Торжество Тассо” отсылает к прославленной элегии Батюшкова “Умирающий Тасс” (1817). Тема “Весна из окна тюрьмы”, тема неволи и свободы, может быть связана с байроновским “Шильонским узником”, получившим, в переводе Жуковского, широчайшую известность (1822), с пушкинскими “Андреем Шенье” (изд. в 1826) и “Братьями разбойниками” (изд. в 1825, 1827).