Нулевой пациент. Нестрашная история самых страшных болезней в мире

Биолог-эволюционист Майкл Уоробей и его коллеги полагают, что люди, которые в 1918 году были в зрелом возрасте, уже заражались вирусами H1 в детстве. Что касается тех, кому было от двадцати до сорока четырех лет, они прежде сталкивались лишь со штаммом H3N8, поэтому их иммунная система запомнила не тот антигенный отпечаток, который мог бы защитить их в будущем. Кроме того, поскольку здоровье молодых людей обычно крепче, инфекция могла спровоцировать в их организме «цитокиновый шторм», при котором сильная, здоровая иммунная система начинает работать на полных оборотах, что приводит к лихорадке, кровотечению в легких, а иногда и к летальному исходу. Дэвид Моренс, Джеффри Таубенбергер и Энтони Фаучи изучили результаты более восьми тысяч вскрытий и выяснили, что в большинстве случаев смерть во время пандемии 1918 года наступила в результате вторичной бактериальной пневмонии, которая тоже могла вызывать цитокиновый шторм, затрудняя выздоровление.

Во время обычного сезонного гриппа график, отражающий зависимость смертности от возраста, имеет U-образную форму, то есть чаще всего умирают дети и старики. Это объяснимо, ведь их иммунная система ослаблена в связи с возрастом. Однако во время смертоносной пандемии гриппа 1918 года, типичная U-образная кривая приобрела вид буквы W с большим скачком посередине, отражающим высокую смертность среди молодых людей. Если и есть урок, который нам непременно нужно извлечь из пандемии 1918 года, то он заключается в том, что новые вирусы далеко не всегда соответствуют нашим ожиданиям и ведут себя так же, как вирусы прошлого.

В бараках Этапля было многолюдно, тесно и холодно. Местная больница принимала солдат с фронта – до двадцати трех тысяч за раз и два миллиона в общей сложности; там то и дело бывали вспышки дизентерии, сыпного и брюшного тифа и легочных инфекций. Многие солдаты возвращались с фронта, еще не успев оправиться от последствий газовых атак, поразивших их дыхательную систему. Бойцы делали все возможное, чтобы быть наготове, прививаясь от холеры, брюшного тифа и натуральной оспы. И все же болезней избежать не удалось.

Зимой в начале 1917 года в Этапле разразилась вспышка заболевания, «почти достигшая масштабов эпидемии», которую, как сообщалось в журнале The Lancet, могла вызывать «бацилла инфлюэнцы». (В то время еще не было известно, что это вирус.) Больные жаловались на симптомы респираторного заболевания, получившего название «гнойного бронхита», который сильно отличался от обычного. Пациентов мучили цианоз и пневмония, а пиковая смертность в течение семи недель достигла шокирующих 45 %.

Обстановка в Этапле стала очередным примером идеального совпадения факторов, которые могли поспособствовать появлению нового вируса гриппа. Там в стесненных условиях жило множество молодых людей, чья иммунная система была подавлена стрессом и другими инфекциями, а рядом – поголовье свиней, регулярно пускавшихся на убой, чтобы прокормить солдат, которым также доставалось мясо домашней птицы, живьем закупавшейся в окрестных деревнях. Базу окружали прибрежные болота, где часто можно увидеть перелетных птиц, благодаря чему это место поистине идеально подходило для появления нового вируса.

По другую сторону Ла-Манша, на юго-востоке Англии, военный госпиталь гарнизона Олдершот пытался справиться с собственной разновидностью гнойного бронхита. Там разразилась вспышка тяжелого респираторного заболевания, сопровождавшегося теми же симптомами, что и у больных в Этапле, включая такой же «выраженный гелиотропный цианоз». Смертность была высокой и колебалась в пределах 6–25 %.

Когда закончилась вторая волна пандемии, длившаяся с августа по декабрь 1918 года, врач из больницы Олдершота вспоминал о событиях, пережитых в холодные месяцы 1917, отмечая: «В сущности, гриппозно-пневмококковый „гнойный бронхит“, который мы и наши коллеги описывали в 1916 и 1917 году, представляет собой то же самое заболевание, что и „гриппозная пневмония“, наблюдаемая во время текущей пандемии…» Другими словами, по меньшей мере с точки зрения клинической практики, врачи уже встречались с этим монстром.

И было это более чем за год до начала первой весенней волны пандемии 1918 года.

♦♦♦

Врачебные заключения и документы, которым уже больше сотни лет, могут раскрыть подробности возникновения самой смертоносной пандемии гриппа в истории человечества, но золотой стандарт – это генетические данные. Самое трудное – отыскать нетронутые человеческие ткани того времени, в которых все еще содержится доступная для секвенирования РНК вируса.

В отличие от двухцепочечной ДНК, РНК имеет однонитевую структуру, и ее молекула менее стабильна и легко распадается. Так называемые рибонуклеазы – природные ферменты, которые распознают и разрушают РНК – встречаются повсюду. На письменных столах, кончиках наших пальцев, ноутбуках и чашках кофе. Для молекулярного биолога нет ничего страшнее этих ферментов, ведь чтобы испортить образец, достаточно забыть надеть перчатки или использовать лабораторную посуду, не простерилизованную в автоклаве.