Белый конь мчался по изумрудной траве приречного луга. Мальчик в седле — невысокий, в
коротком, на польский манер, кунтуше и широких, заправленных в аккуратные сафьяновые
сапожки, шароварах, на голове — бархатная, расшитая драгоценными камнями шапочка, —
обернулся и крикнул: «Тут канава!».
— Так прыгай, — Федор Вельяминов пришпорил гнедого и легко оказался на другом берегу.
Всадник на белом коне последовал за ним.
— Когда препятствие берешь, — поучал Федор, — не торопись. Дай коню время самому
посмотреть, куда копыта опустить, доверяй ему. И вот что, после трапезы бери лук и стрелы
и приходи к реке. Я там велел мишени поставить, постреляем с тобой.
— Так ветер же, — подросток посмотрел на отца прозрачными, в цвет травы глазами.
— Думаешь, — съехидничал Федор, — на войне ветра не бывает?
— На войне сейчас из пищалей стреляют, сам же говорил, — ухмыльнулся паренек,
показывая ровные, белоснежные зубы.
Федор потер раненое под Полоцком, как раз пищалью, колено.
— Ну вот нет у тебя пищали. И меча нет. А лук со стрелами есть. Сразу сдаваться в плен
побежишь, али как?
Парнишка покраснел.
— То-то же. Оружием не бросаются, понятно?— Федор приподнялся в стременах и
посмотрел на дорогу. — Скачет кто-то. Как бы не от царя гонец. Давай-ка, покажи, какие у
Вельяминовых наездники.
Мальчишка гикнул и сорвался с места в бешеный галоп. Федор Вельяминов вздохнул и
улыбнулся, глядя, как он легко перескочил через еще одну канаву и вылетел на дорогу,
только пыль заклубилась под копытами. Белый конь обогнал вороного и резко встал.
— Ты с усадьбы Вельяминовых? Дома ли боярин Федор Васильевич?
— Дома, вон он за нами едет. Давай наперегонки к воротам? Спорим, я быстрее?
— Сопли подотри, а потом со старшими спорь, — рассмеялся Петя. Паренек на вид был
помладше года на три-четыре.
— Боишься? — сплюнул мальчишка, погладив коня по холке. — Знаешь, какой он у меня?
Вихрь!
— Ну смотри, — Петя пригнулся в седле и хлестнул свою лошадь. Наездник из него был
никудышный, соперник уже скалил зубы у ворот усадьбы, придерживая гарцующего на месте
жеребца.
— Ну и кто быстрее?
— Ты, ты, сдаюсь, — выдохнул Воронцов.
— Так бы сразу, Петька. — Парень посмотрел на него зелеными, смешливыми глазами и,
сдернув бархатную шапочку, тряхнул головой. Бронзовые, цвета палой листвы волосы
рассыпались по спине аж до седла.
— Марфа?! Ты?! Не может быть!
Марфа Вельяминова улыбнулась и вытащила на свет золотой крест с алмазами.
— А твой где?
Петя показал маленький, тонкой работы крестик.
— Я скорее голову сложу, чем его потеряю, Марфуша.
К трапезе Марфа вышла, не переодевшись, и Феодосия Вельяминова строго взглянула на
дочь.
— Гости в доме!
— Это не гости, это Петька, — рассмеялась девушка. — Говорил он тебе, как я его на дороге
обогнала?
— Да он с твоим отцом еще, не видела я его, — Феодосия поправила ей воротник кунтуша.
— Хоть косы заплела, и на том спасибо, а то вечно растрепой ходишь. Ты сегодня что
читала?
— Декамерон, — безмятежно ответила Марфа, примериваясь отрезать кусок от каравая
своим кинжалом.
— Нож на столе, — неодобрительно качнула головой мать. — Я, помнится, тебе говорила,
что не для девицы это книга.
— Библия тоже не для девицы, однако ты мне ее читать не запрещаешь, — Марфа, встав,
поклонилась вошедшему в горницу отцу.
Федор, прихрамывая, подошел к жене, коснулся губами виска.
— Смотри, какой Петька-то стал!
Феодосия вгляделась в стройного, легкого юношу, вроде и юнец еще совсем, но взгляд
мужской, уверенный.
— Вырос ты как, Петенька!
— Двенадцать лет прошло, Федосья Никитична, знамо дело, вырос!
Они сидели с Марфой, как встарь, на полу в ее светелке. На кровати были в беспорядке
набросаны сарафаны и Марфа, увидев, как Петя посмотрел туда, отмахнулась:
— Как на Москву ездим, или кто гостит у нас, так мать заставляет их носить. Мол, невместно
девице, чтоб как парень расхаживала.
— А мне так больше нравится, — хмыкнул Петя, глядя, как Марфа устраивается поудобней у
большого сундука.
— Черныш-то жив еще? — спросила она, наливая себе квас из кувшина.
— Жив, — Петя смотрел на нее и видел ту девчушку в Колывани, которая много лет назад
пообещала: «Никогда, Петька, я тебя не брошу, и не думай даже». — У меня в конторе
мышей ловит. Котята от него были, так я Степе одного дал на новый корабль.
— Новый больше «Клариссы»?
— А то ж, — приосанился Петя. — «Кларисса» — то торговый барк был, а «Изабелла»
военный корабль, сорокапушечный.
— Тут сидючи, такого и не представишь, даже на картинках не увидишь. — Марфа во
вздохом подперла кулачком щеку. — А ты книжки привез? А то ведь здесь ничего нового нет,
Овидия с Горацием до дыр зачитала, наизусть уже выучила.
— Привез, конечно! Только у меня книги все на аглицком, ты его не знаешь.
— Я выучу! — горячо вскинулась Марфа. — Я знаешь, как быстро языки учу! Когда батюшку
раненого из Полоцка привезли, в обозе с ним был пленный польский лекарь, он батюшку
пользовал по дороге. Дак я польскому от него за месяц выучилась. Ты со мной занимайся
только, ладно?
— Ладно, — пообещал Петя, глядя на ее пунцовые губы и румяные, чуть тронутые летним
загаром щеки.