o 8b191ad8675a2039

Тайбохтойсклонился над упавшим юношей. Из груди торчала стрела, но вошла она

неглубоко. Крови было много, но он был жив, просто потерял сознание. Вот дрогнули

темные, длинные ресницы, шевельнулись красиво очерченные губы.

— Он мертв. — Тяжело взглянув в яростные зеленые глаза девушки, Тайбохтой знаком

велел своим воинам отпустить ее, и остяки бесшумно, как и появились, исчезли среди

деревьев.

Стойбище еще спало, на востоке едва всходило солнце, когда он подсадил Локку на лошадь.

Локка перекинула через плечо перевязь из оленьей шкуры и Тайбохтой опустил в нее

ребенка, на мгновение прижавшись лицом к мягкой щечке, пахнущей молоком.

— Тятя, — потянулись к нему смуглые ручки. — Тятя.

Он сглотнул комок в горле и коротко обнял Локку.

— Все взяла? Ничего не забыла?

Она похлопала по притороченному к седлу мешку, прильнула к его губам долгим

прощальным поцелуем.

Коротко заржала пришпоренная лошадь. Когда Тайбохтой нашел в себе силы посмотреть ей

вслед, она уже превратилась в черную точку на горизонте — сморгни, и нет ее.

— Ну, нечего рассиживаться, — Аникей Строганов поднялся из-за стола в трапезной. — По

коням.

На дворе усадьбы Петр потрепал по холке белую лошадь и легко взлетел в седло.

— Я в голове буду, — предупредил его Ермак, — а ты в хвост езжай, чтобы никто не

отставал. Некогда нам с ними валандаться, до Чердыни путь неблизкий, хорошо еще, что по

реке на стругах пойдем, все быстрее.

Женщины семьи Строгановых, как заведено, вынесли дружине прощальную чарку.

Анна Строганова, опустив глаза долу, с поклоном протянула чарку Пете.

— Легкой дороги, Петр Михайлович.

Петр выпил, вернул чашу, мимолетно коснулся нежных пальцев.

— Благодарствую, Анна Никитична.

— Возвращайтесь, — беззвучно прошептала она.

— С Богом, — крикнул Ермак из головы колонны, и отряд, выехав из ворот строгановской

усадьбы, повернул к реке.

Марфа подвинула поленья, разложенные звездой, ближе к середине костра. Дитеныш спал,

наевшись разжеванной сушеной олениной и материнским молоком. Звезды здесь были

рядом, казалось, руку протяни, и вот они, на ладони. На перевале было прохладно. Марфа

свернулась в клубочек, приткнув к себе дитя. Она вспомнила, как, проезжая мимо большого

берестяного котла, о котором говорил Тайбохтой, кинула в него изумруд. Хоть вождь и

сказал, что духам много не надо, но Марфа решила поблагодарить их как следует. Как

доберусь до Чердыни, подумала она, надо ребятеночка окрестить и по Пете поминальную

службу заказать, упокой Господи душу его. А Вассиан поможет мне до Москвы доехать.

В притороченных к седлу мешках была еда и запасная одежда. Чтобы не разгуливать по

Чердыни в штанах и парке, Марфа пошла на поклон к матери Тайбохтоя, не с пустыми

руками пошла, а с огромным решетом ягод. Та, хоть и шипела как змеюка подколодная, но

поделилась куском крапивного полотна. Сарафан и платок из него получились как раз такие,

как надо, простенькие и неброские. В Чердыни еще куплю, не унывала Марфа. Заплечную

сума с картой, золотом и самоцветами она пристроила себе под голову.

Когда колонна поднялась на холм, Петр обернулся. На горизонте тонкой серебряной лентой

поблескивала Вычегда.

— Хорошо, что весна дружная выдалась, — сказал Ермак, подъехав ближе. — Ежели б

дожди шли, мы бы тут в грязи по пояс засели.

Дорога на восток хоть и была наезжена, но ям да колдобин в ней не перечесть.

— Я вот что подумал, атаман, — обернулся сотник, — как мы к Чердыни подойдем, дак

разделиться надо.

— Это еще зачем? — нахмурился Ермак.

— А затем, что коли мы всей дружиной в Чердынь нагрянем, дак и места на постой там не

хватит. Да и как мы станем с остяками разговаривать, коли мирные они?

— Да где здесь толмача возьмешь? — подивился атаман.

— Дак в монастыре Богословском, что от города неподалеку. Там игумен Вассиан, — он

остякам Евангелие проповедовал, сам язык знал и монахов кое-каких обучил, — спокойно

сказал Петя. — Я когда в Чердыни жил, с ним и познакомился.

— Дело говоришь, сотник, — уважительно присвистнул Ермак. — Так и порешим. Ты с двумя

дюжинами дуй монастырь, бери толмача — и в горы. А я с остальными в город заеду,

припасы пополним и на перевале встретимся. Покажи карту еще раз.

Петя достал из седельной сумки маленький свиток — единственное, кроме креста, что

осталось ему от жены.

— Ну вот, — показал Ермак, — вот тут и соединимся тогда.

Петя кивнул.

Его нашли охотники, промышлявшие пушного зверя. Очнувшись, Петя выдернул стрелу

из груди и снова потерял сознание. В другой раз придя в себя, он кое-как дополз до ручья.