o 8b191ad8675a2039

— Ку-ра, — тыча пальчиком в пеструшку, похвасталась матери девочка. — Кура ко-ко.

— Ты ж моя умница, ты моя касаточка! — Марфа присела на корточки, привлекла к себе

девчушку, поцеловала. — А козочку пойдем посмотреть?

Детская ручка несмело потянулась белоснежной козочке: «Ота? »23

— Ота, только маленький, — рассмеялась Марфа. — Пойдем на базар, муки возьмем,

хлебушка испечем. Ты ведь и не пробовала его никогда, а он вкусный, прямо как ты!

— Смотри, — подтолкнул дружинник приятеля, с которым шатался по базару, дожидаясь,

когда атаман договорится с купцами. — Девка какая, прямо слюнки текут!

Второй посмотрел на девку, покупавшую муку, и выпятил нижнюю губу. На руках она

держала малое дите.

— Да уж, я б тоже не отказался ее пощупать.

— Дак за чем дело стало?

— У нее дитя на руках, пол-округи сбежится.

— Глотку заткнем, делов-то. Пошли, пока атаман с ними сговорится, уже и вечер настанет. А

то уйдет наша курочка, и поминай, как звали.

Марфа сдула со лба выбившуюся прядь волос. Оставлять золото в избе было опасно, она

спрятала суму под сарафан, а сейчас в руках у нее, кроме ребенка, было еще четверть пуда

муки, лук и квашеная капуста для щей. Ноша оттягивала руки, поясница отламывалась.

Марфа свернула в узкий, грязный проулок передохнуть.

— Эй, милка, — раздался сзади голос с ленцой, — не хочешь ли в гости пригласить,

хлебушком свежим попотчевать?

— Проходи своей дорогой, добрый человек, я честная вдовица, нет у меня для тебя ничего,

— сухо сказала Марфа, не разгибаясь.

— Дак и мы честны молодцы. — Два здоровенных детины при мечах встали рядом — один

перед Марфой, другой — за ее спиной.

— Ежели вы честны молодцы, то пройти дайте. — Под сарафаном у нее был кинжал, однако

она помнила слова Тайбохтоя: «В драку не лезь, дитя у тебя».

— Плата за проход, — сально улыбнулся тот, что стоял впереди нее, загораживая путь. —

Поцелуешь — пропущу.

Стоявший сзади вдруг шлепнул ее пониже спины, масляно ухмыльнулся: «Ровно железо там

у тебя, аж руку отбил».

У Марфы на глаза навернулись слезы, боярская дочь, она в жизни не сталкивалась с таким

обращением, даже подумать не могла, что бывает такое. На Москве этим двоим уже бы руки

отрубили, никто не смел касаться дочери ближнего боярина царского. Был бы жив Петя, в

жизни не позволил всякой швали даже пальцем ее тронуть.

Нет у тебя ни отца, ни мужа. Сама за себя стой.

— Люди добрые, — сказала она заискивающе, — Пошто вдову с сиротой обижаете?

Тот, что стоял перед ней, протянул руку и выхватил у нее ребенка. Раздался детский плач.

— Отдайте дитя, — непослушными губами сказала Марфа.

— Будешь послушна — отдадим, — блудливо ухмыльнулся первый. — Что ломаешься, чай

не девка, вон вставай к забору, да пригнись чуток. Дело простое, а она разговоров на версту

развела.

23Олень (хантыйск. яз)

— Да что ты с ней цацкаешься! — Задний одной рукой облапил Марфу, другой стал задирать

ей сарафан. Ребенок заходился в плаче. Марфа яростно вонзила зубы в руку, что лезла ей

за ворот.

— Ах ты!.. — Насильник выругался от неожиданности, оттолкнул ее. Марфа полетела лицом

в грязь. Он навалился сверху, намотал ее косы себе на руку. Первый посадил ребенка к

забору, поторопил подельника: «Давай быстрей, и так проваландались с ней сколько. А

потом я».

Ермак издалека услышал отчаянный детский плач. Он резко осадил жеребца —из проулка

выполз замурзанный орущий младенец.

Атаман соскочил с коня, подхватил дитя на руки. Крик усилился.

— Ну, ну, будет тебе, — растерялся атаман. — Не ори, оглушил ведь! Матка твоя где, как

она тебя на улицу отпустила, мелочь такую?

Ребенок, исходил на крик, извивался, вырываясь. Из-за угла послышался сдавленный

женский вопль и приглушенная ругань.

Свободной рукой атаман выдернул из-за пояса меч.

Марфа задыхалась под тяжестью разгоряченного мужского тела, от которого нестерпимо

разило немытостью и похотью, ее лицо и косы были облеплены грязью, из последних сил

она смогла закричать. Внезапно тяжесть исчезла, она услышала плач дитяти и заставила

себя встать, — хотя голова кружилась и руки, — она посмотрела на свои пальцы, —

тряслись. Высокий плечистый мужик с черной курчавой бородой передал ей младенца и

Марфа сразу, даже не думая, что вокруг нее трое мужчин, — дала ему грудь.

Чернобородый засунул меч в ножны и процедил сквозь зубы: «Кровью вашей своего клинка

поганить не буду». Марфа моргнуть не успела, как первый обидчик отлетел к забору, и

завыл, ощупывая сломанный ударом мощного кулака нос. Второй попытался было убежать,

но ее спаситель едва щелкнул кнутом, и тот, как подкошенный, рухнул на землю.

Чернобородый ударил его ногой в лицо, насильник, заскулив, выплюнул несколько зубов.

— Чтобы, как вернусь, духу вашего на дружине не было, — сказал чернобородый и

повернулся к Марфе.

— Сама пойдешь, или довезти тебя?

— Сама, — судорожно кивнула Марфа и вдруг разрыдалась.

Чернобородый сокрушенно покачал головой, легко подсадил Марфу с ребенком в седло, сам

сел сзади. — Что ж ты одна по улицам с дитем шастаешь? Куда только мужик твой смотрит?

— Вдовая я, — шмыгнула носом Марфа.

Чернобородый помолчал.

— Показывай, где изба твоя. Баня есть у тебя, вдовица?