o 8b191ad8675a2039

цветным тюрбаном, неслышно подошла сзади. Ее черные, огромные глаза были наполнены

слезами, и такие же дорожки слез были видны на лице – цвета самого драгоценного

эбенового дерева.

- Он очнулся, - сказала девушка. «Зовет вас». Она вдруг разрыдалась, и Степан,

поднявшись, чуть обнял ее. «Пойдем».

Маккей лежал в углу хижины, у открытой двери, откуда было видно такое близкое море.

- А, Стивен, - он попытался улыбнуться. «Видишь, Бог милостив – хоть успею попрощаться с

вами напоследок». Ашанти опустилась на земляной пол и прижалась губами к руке капитана.

-Ну что ты, девочка, - Джеймс погладил ее по голове. «Ну не плачь так, родная моя. Стивен?

- он поднял на Воронцова глаза – одна боль оставалась на лице умирающего.

- Да, Джеймс? – Степан наклонился к нему.

- Возьми…, - Маккей протянул ему сложенное письмо. «Там перо есть, допиши снизу, как я

погиб. И дату поставь».

- Не буду, - сжал зубы Степан. «Ты жив еще».

- Пиши, я сказал!- Маккей закашлялся. «И обещай, что передашь фрау Тео лично в руки, и

никому более. А если нет ее в живых – сожги».

-Обещаю, - твердо сказал Степан, и, дописав нужное, запечатал письмо.

-Спасибо, - Маккей чуть шевельнул рукой. «Спасибо, Стивен. А сейчас иди..придешь…

потом», - он с усилием вздохнул и добавил: «Принеси его, милая, пожалуйста…»

Уже на пороге хижины Степан увидел, как Ашанти вынесла из-за перегородки мирно спящего

младенца, и положила его на грудь отцу. Маккей взял ее за руку, она, борясь с рыданиями,

прилегла рядом, и Джеймс медленно закрыв глаза, удовлетворенно улыбнулся.

Воронцов поставил крест над свежей могилой и обернулся к Ашанти.

- Здесь был его дом, - сказал Степан, обводя взглядом высокое, синее небо и кристально

чистый океан вокруг.

Она кивнула и опустилась на землю, приникнув к кресту.

Год спустя Воронцов попросил знакомого капитана, идущего в Гвинею, заглянуть на остров и

передать Ашанти немного денег. Золото вернулось к нему – кроме следов от сожженных

работорговцами хижин, там больше ничего не осталось.

После долгой дороги из Плимута, он, наконец, спешился и тихонько постучал в двери

усадьбы. Открыла мистрис Доусон.

Степан приложил палец к губам и поднялся в опочивальню. Она лежала, раскинувшись, на

кровати – будто ребенок, уткнув лицо в сгиб локтя. Он быстро разделся и почувствовал ее

рядом – она была вся как весенний, нежный цветок.

- Машенька, - тихо сказал Воронцов. «Я вернулся».

Она, еще в полусне, обняла его, прижавшись большим, торчащим вперед животом. «Степа, -

сказала она, целуя его, - как хорошо...».

Они завтракали в спальне, у выходящего на покрытый опавшими листьями двор, окна.

- Можно потрогать? – Степан все никак не мог поверить, что там, - руку протяни, - и

коснешься его ребенка.

Маша улыбнулась, и, взяв его ладонь, положила на живот. «Сейчас тихий он, миссис Стэнли

сказала, что так всегда перед самыми родами, а раньше – ворочался так, что я и спать не

могла».

-Думаешь, мальчик? – взглянул на нее Степан.

- А ты кого хочешь? – лукаво спросила жена.

- А мне все равно, главное, чтобы дитя здоровое было, и с тобой все было бы хорошо, - рука

Степана медленно поползла вниз и он, встав на колени перед ее креслом, шепнул: «Так

можно».

- Степа, - покраснела Маша.

- Тихо, - он окунулся в ее сладость, вдохнул ее запах, и больше уже ни о чем думать не мог.

- Как мы и говорили, возвращение твое в Италию – вопрос решенный. После битвы при

Лепанто стало понятно, что католическая Священная Лига по всем статьям переигрывает

турок - копии документов, присланные тобой, очень пригодились нам для определения

объединенной морской мощи Лиги - Степан прервался, и, глядя в окно, - на низкий, дымный

закат, - отчего-то вздохнул. «Однако не оставляя работы при папском дворе, тебе

необходимо будет подобраться поближе к известному нам Роберто ди Ридольфи.

Теперь о твоем пребывании в Париже...» - в дверь кабинета постучали. Степан убрал письмо

и шифровальные таблицы в тайный ящик стола, и открыл дверь.

Маша стояла на пороге, улыбаясь.

-Ты прости, если я тебе мешаю, - сказала она. «Если ты занят, я попозже приду. Я хотела

Евангелие почитать».

-Нет, что ты, - он обнял ее и вдруг подумал, что совсем скоро возьмет на руки своего

ребенка.

Она сидела, слушая, склонив прикрытую чепцом голову, так, что он видел только немножко

ее черных, мягких волос:

- Чтобы также и жены, в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, украшали

себя не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою, но добрыми

делами, как прилично женам, посвящающим себя благочестию. Жена да учится в безмолвии,

со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в

безмолвии.

-Впрочем, спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с

целомудрием, - закончила она, и улыбнулась, положив себе руку на живот. «Кажется, пора

посылать за миссис Стэнли, Степа».

-Что же ты молчала? Сильно болит? – Степан отложил книгу и мягко поднял жену. Маша

охнула и схватилась за его руку.