-Надо бы, чтобы агент наш, сэр Стивен, раз он сейчас в Париже, встретился с адмиралом
Колиньи - король, говорят, только его и слушает, он бы мог за Гийома слово замолвить, –
разведчик испытующе посмотрел на Воронцова.
- А, может, сам в Париж съездишь, пока «Изабелла» на ремонте? Ты же с адмиралом
знаком, тем более вы оба у нас католиков недолюбливаете, как и Гийом.
- Да дайте мне хоть дитя свое будущее на руки взять! – рассмеялся Степан. «Человек тот,
что в Париже сейчас – ты знаешь, доверять ему можно полностью, так что пусть он с
Колиньи поговорит, а письмо адмиралу я отправлю – не помешает».
- Да, если б Гийом к весне в Новом Свете оказался, вместе с кораблем своим – атаковать
Номбре де Диос нам было бы значительно легче, - сказал Фрэнсис Дрейк.
Джон поднялся.
- Значит, тогда жду нашего знакомца с донесением о встрече с адмиралом, - сказал он
Степану. Тот кивнул.
Разведчик внезапно хмыкнул. «Танжер, да. Сколько времени прошло-то…, - и ушел, тихо,
скользнув в дым, как уходил всегда – ровно и не было его за столом.
- О чем это он? – удивился Дрейк.
- Да так, - пожал плечами Степан и велел принести еще, выпить, - мы ж давно друг друга
знаем.
Маша оглянулась – на церковном дворе никого не было, и, медленно, с усилием попыталась
подняться. Болела поясница, болело ушибленное колено, хотелось сесть обратно на землю
и долго, навзрыд, плакать.
- Ремонт, - злобно подумала Маша. «Будто, кроме его корабля, на свете ничего другого и
нет, - но тут, же устыдилась, покраснела, и заковыляла к дому.
Мистрис Доусон, увидев ее, сразу же погнала служанок готовить постель.
-И нечего, - ворчливо сказала кухарка, растирая спину девушки, - нечего шляться-то. Скажи
спасибо, что воды у тебя не отошли прямо там. Сказала же тебе миссис Стэнли – из дома не
ногой. Принести тебе, поесть чего?
- Да нет, - вздохнула Маша. «Не голодная я. Книжку возьму, и вышивание у меня есть
незаконченное».
- Вот и лежи, - кухарка взбила ей подушки. «Лежи, вышивай, читай, жди его милость – может,
он до родов успеет еще приехать».
Маша вдруг зевнула и сказала: «А, может, и посплю. После родов-то вряд ли удастся».
Кухарка рассмеялась: «Ну, это точно!»
- Стивен, - Фрэнсис Дрейк отхлебнул из кружки, - так что ты скажешь насчет вложения денег
в торговлю с Западной Африкой? Кузен мой, адмирал Хокинс, что ей занимается, очень
сильно нажился в последнее время.
- Ты, Фрэнсис, называй вещи своими именами, - усмехнулся Степан, - работорговля это. В
Африку везут бусы, порох, оружие, безделушки всякие, там загружаются рабами, - и на
Карибы. А из Нового Света обратно в Европу гонят сахар и ром. Выгодно, конечно, на один
корабль, что из Гвинейского залива на запад идет, почти полтысячи африканцев грузят.
Только вот не по мне это, извини.
- Почему? – Фрэнсис внимательно посмотрел на старшего капитана.
- Ты ж сам Библию читал, - сказал серьезно Степан, - где в оной написано, что один человек
может другого порабощать? Наоборот – «и провозгласите свободу по всей земле», - вот что
Писание говорит. Слышал же ты, что с одним лондонским купцом случилось?
- Нет, - пожал плечами Дрейк.
Степан устроился удобнее. «Энтони Дженкинсон, глава Московской компании мне
рассказывал. Поехали они в Россию года четыре назад, восстанавливать торговые
привилегии, что царь Иван у них отнял. А в России, - помнишь, я говорил тебе, - холопы есть,
рабы. У моего отца покойного тоже были, - вдруг хмыкнул Степан.
- Ну? – наклонился к нему через стол Дрейк.
- Так купец этот, английский, мальчишку на Москве купил, привез в Лондон, а тут избил за
какую-то провинность. Мальчишка пожаловался, торговца судили, и крепостного этого –
освободили. Судья сказал, что, мол, в Англии слишком чистый воздух, чтобы рабы могли
им дышать. Понятно? – Степан рассмеялся и откинулся к стене.
- Так то, в Англии, а то на Карибах, - протянул Дрейк.
- А Господь что, разве не над всем миром владыка? – прищурился Степан. «Сказано же,
Фрэнсис, «по образу и подобию создал он их». Как же можно за деньги подобие Всевышнего
купить? Нет, и не предлагай мне это больше – не буду я руки свои марать».
- И как ты, такой верующий, испанские корабли расстреливаешь? – спросил его Дрейк.
«Видел же я тебя в бою, Стивен, - нет в тебе жалости».
- То на войне, Фрэнсис, - улыбнулся Степан. «Война – это работа моя, и сколь я жив, буду
заниматься ей. На торговле живым товаром пусть кто другой наживается, вон, кузен твой
хотя бы.
- А что я верю – так я еще юношей, неполных восемнадцати лет, на Москве услышал: «Мы
Христовых рабов у себя рабами держим, а Христос всех братией называет». Вот с тех пор и
помню это, и буду помнить, до смерти своей.
Прежде чем отвести «Жемчужину», в ее последнем рейсе, в Плимут, Степан, следуя
письму, что ему передали, завернул сюда.
Низкий, заболоченный берег Гвинеи лежал в предрассветной дымке на востоке. Здесь, на
острове, было тихо, только волны шуршали о белый, мелкий песок. Степан сидел, глядя на
еще ночное небо, с медленно гаснущими на нем звездами.
Ашанти, – она была высокая, стройная, с намотанным на короткие, курчавые волосы