o 8b191ad8675a2039

такими вещами заниматься не будет, в этом и заминка. А на шлюх и трактирных девок он и

внимания не обращает, этот испанец. Или он француз? В общем, откуда-то оттуда.

- Тогда, - спокойно предложила подруга,- можно его убить.

- Он очень недоверчив,- Шарлотта помедлила. «Но мы думаем об этом, уже давно. Ему

недолго жить осталось, поверь мне».

- Милые дамы, дорогое потомство – обедать, - позвал Вильгельм, распахивая двери.

- Смотри, улыбается,- Шарлотта подтолкнула Марту. «Значит,- все же его взяла».

Амстердам

- Смотри, с этим осторожней, - сказал Давид. «Ты в перчатках?».

- Не первый день, - Эстер улыбнулась и подняла руки.

- Второй месяц всего лишь, не заносись, дорогая, - пробурчал Давид. Он медленно,

аккуратно толок что-то в маленькой каменной ступке.

- Как пахнет вкусно! – повела носом Эстер.

-Вкусно, но смертельно. Ты знаешь, что на каждом обычном миндальном дереве попадается

несколько горьких плодов? – Давид потянулся за фаянсовой чашкой, в которой его жена

смешивала нарезанный корень аконита и кору тиса.

- Еще мельче, - попросил он.

- Есть же, кажется, и просто горький миндаль, да? – жена сморщила лоб и опять взялась за

нож.

-Да, но люди часто не отличают по виду один миндаль от другого. Расскажи-ка мне, если

человек отравился аконитом, что надо делать? – спросил Кардозо.

- Дать уксуса или вина, и немедленно - рвотного, - вздохнула жена. «Если не поздно,

конечно. Для кого мы это делаем?».

- Для заказчика, - сухо ответил ей муж. «Чем меньше мы знаем, тем лучше».

- А чем мы будем заниматься в Новом Свете? – все не отставала девушка.

- Я буду работать, а ты – сидеть дома, - Давид взял мышьяк и смешал его с миндалем. «Как

получают мышьяк, кстати?».

- Альберт Великий нагревал аурипигмент с мылом, - отбарабанила жена. «А почему я не

могу работать? Вместе с тобой?».

- Потому что, дорогая моя, - вздохнул Давид,- там и так опасно, незачем тебе в это лезть.

Опять же, если у нас дети появятся…»

Жена покраснела и отставила чашку. «Держи. Теперь что?».

- Теперь дай мне негашеную известь, - вон в той большой банке, и смотри – Давид подозвал

ее поближе.

Паста была зеленовато-серого цвета. «Отлично, - прищурился мужчина, - осталось добавить

меда, - для вкуса, и толченого стекла».

- Чтобы появились рези в желудке? – нахмурилась Эстер. «Все равно, я не понимаю –

почему я не могу работать дома, я ведь и так тебе помогаю. Делать снадобья для лечения,

например».

- Или яды, - хмыкнул мужчина. «Ну вот, - он разогнулся, - все готово. Теперь пусть подсохнет

немного, и проверим».

- Человек себя будет плохо чувствовать, - тихо сказала Эстер. «У него будет болеть живот,

его будет немного подташнивать – как будто он съел что-то несвежее, может кружиться

голова. Потом начнутся острые боли, рвота, понос, он будет бредить, потеряет рассудок и

умрет».

- Правильно. Отравление пищей – частое дело. Один аконит – слишком явственная и

быстрая смерть, один мышьяк – слишком долгая. Прекрасное, прекрасное сочетание, -

Давид налил в бокал вина и отщипнул кусочек смеси. «Растворяется отлично, и почти не

пахнет. Тем более если вино будет с пряностями».

- А на вкус? – шутливо спросила Эстер.

- Те, кто пробовал, утверждали, что неплохо. Пока еще могли говорить, конечно, - Давид

скатал из пасты небольшой шарик и проколол его толстой иглой.

- Это зачем? – поинтересовалась жена.

- Заказчик просил, чтобы получилась бусина. Ну, из тех, что на одежду пришивают. Давай тут

уберемся, - поднялся Давид, - и погуляем. Незачем долго этой дрянью дышать.

На Амстеле пахло близким морем и булками из пекарен.

- Это ты в Падуе научился снадобья составлять? – спросила Эстер, взяв его под руку.

-И там тоже, - Давид смотрел вперед, на сияющее пространство льда перед ними. «Там, в

Болонье, и в других местах», - он вдруг улыбнулся.

В ботаническом саду университета было душно, июльское солнце заливало дорожки

беспощадным жаром, вокруг гудели пчелы.

- Universa universis patavina libertas , «Свобода Падуи, всеобщая и для всех», - неприметный

мужчина с блекло-голубыми глазами помолчал.

-Я смотрю, дон Давид, на свободу исследований девиз вашего университета не

распространяется. Инквизиция вам уже в затылок дышит – мало того, что вы еврей, да еще и

над трупами христиан глумитесь, режете их, потрошите – якобы во имя науки. Тут недалеко

и до обычных обвинений – кровь младенцев, ну, дальше понятно.

- Что вам надо? - угрюмо спросил Кардозо.

- Я тут разговаривал кое с кем, - мужчина легко наклонился и сорвал цветок. «Лютик, - он

помолчал, - вроде и невинная вещь, а корень его – смертелен. Ну, вы и сами знаете, - вы же

не только врач, вы же еще и алхимик».

- За философским камнем – это не ко мне, - резко сказал Давид. «Я в эти басни не верю, и

вам не советую».

- Ах, дорогой мой дон Давид, - мужчина понюхал цветок, - в жизни есть более интересные и

прибыльные вещи, чем кормить наивных монархов сказками о получении золота из дерьма.

Так вот, сэр Фрэнсис Уолсингем, - тоже здешний выпускник, английский посол во Франции, -

вас очень рекомендовал. Я еще и с вашими учителями словом перемолвился – все