захотите что-то продать – привезите еще такого. Оно всегда ценно».
- Этого больше нет, - ответил адмирал.
- Тогда письма великого визиря, - Петя спрятал кошелек.
- Откуда? – карие глаза де ла Марка внезапно осветились ненавистью.
- Мы тут все на одном пятачке, земли который, год топчемся, - улыбнулся Петя. «Неужели вы
думаете, что кому-то из нас удается хранить секреты?»
- Вам – удается, - де ла Марк убрал деньги. «Вы, насколько я знаю, неподкупны и даже
спьяну никому ничего не разболтали, за все эти годы. Женщин, - он помедлил, - к вам
подсылали, - все, кому не лень, - и тоже – безуспешно. Ходят слухи, что вы – дьявол, месье
Корнель».
- Вы же протестант, Виллем,- Петя положил письма в карман и поднялся. «Ну что за
суеверия? Кальвин бы вас не похвалил за это».
- На кого вы работаете? – вдруг поинтересовался адмирал. «На папу Григория? Наверняка.
Вы, скорее всего, тайный член этого самого ордена, как он там называется? «Общество
Иисуса»? Дали обет безбрачия?
- Я дал обет спать хотя бы по шесть часов в день,- Петя потянулся, - и уже который год его
не исполняю, дорогой мой месье Виллем. Так что если у вас ко мне нет больше дел – до
свидания, рад был увидеться».
Адмирал отвязал своего коня, и вдруг обернулся.
- И почему вы не протестант, - сказал он, садясь в седло.
- Я люблю искусство, - улыбнулся Воронцов, - а дай волю вашим фанатикам – они и фрески
синьора Микеланджело замажут штукатуркой. Так что простите, Виллем, не стоит мне
проповедовать прелести кальвинизма».
- Разные бывают протестанты, - буркнул де ла Марк.
-Да, - легко согласился Петя. «Например, те, которые вешают людей только за то, что они –
католики. Всего хорошего, Виллем, я вас не задерживаю».
Когда в лесу стало тихо, Петя подумал: «Сейчас бы лечь прямо тут и уснуть». Он заставил
себя достать письма.
Невесомые листки сейчас, в его руках, казались невероятной тяжестью.
- Господи, какой дурак, - вдруг подумал Петя. «Взрослый мужик, и даже не шифрует
переписку. Привык там, у себя, в Новом Свете, что все решается пушками и шпагами, и так
же и здесь себя ведет.
Зачем он вообще лезет в эти дела, сидел бы себе спокойно, грабил испанцев, там, где ему
это положено. Нет, мало ему того, что он нарушает приказ королевы и пускает гезов в наши
воды, так он теперь еще и финансировать их вздумал.
И ведь я его знаю – он не из-за денег это делает, - как я вчера Гизу сказал, - нельзя же брать
золото с братьев по вере. А за одно такое письмо он на плаху ляжет – не посмотрят на его
заслуги. Нет, приеду летом домой – поговорю с ним как следует, пусть прекращает.
И Вильгельм Оранский тоже дурак – у него из-под носа воруют письма, а он не замечает».
Петя поворошил палкой костер и сказал, оглянувшись вокруг: «А ведь меня, если узнают об
этом, тоже по голове не погладят. Как бы, не пришлось следующим в очередь к палачу
становиться».
Он подышал на замерзшие руки и стал жечь письма – медленно, аккуратно, одно, за одним,
внимательно следя, чтобы от них не осталось ни одного клочка.
Петя смотрел на то, как исчезают в огне строки, написанные четким, решительным почерком
брата. «Буду надеяться, что Виллем не соврал», - сказал он себе, забрасывая угли снегом.
Он вышел из леса и повернул на дорогу, ведущую в Гент. Уже совсем рассвело, над городом
поднимался дым печей, пахло свежим хлебом и немного – порохом. Петя остановился у
обочины, и, набрав пригоршню снега, потер лицо – сильно. Все еще хотелось спать.
Тюрнхаут, замок герцогов Брабантских
-Гезы, - Хуан Австрийский положил руки на стол и посмотрел на своего собеседника –
внимательно.
- Они под контролем, - Вильгельм Оранский откинулся в кресле. «Молод, конечно», -
подумал штатгальтер. «Сколько ему – в следующем месяце тридцать? Я его почти на
пятнадцать лет старше. Очень уж он горяч, конечно, хотя на поле брани, может, оно и к
лучшему».
- Как мне сообщают, на море полным-полно судов, чьи капитаны верны де ла Марку,- дон
Хуан повертел бриллиантовый перстень, играющий разными цветами в лучах зимнего
солнца. «Ваша светлость, ну согласитесь – пора прекратить эти зверства. В ваших же
собственных интересах, чтобы Нижние Земли были объединены, а не разобщены».
- Да? – штатгальтер поднял брови. «В таком случае, пусть южные провинции согласятся с
тем, что на их территории можно открыто практиковать не только католицизм, но и, -
Вильгельм помолчал, - другие религии».
- То же самое можно сказать про северные земли, - вздохнул дон Хуан. «Как только у вас
прекратят вешать католиков, у нас прекратят жечь протестантов».
- Я издал указ, запрещающий хоть пальцем трогать католических священнослужителей, -
сухо проговорил штатгальтер.
- Он, конечно, поможет всем монахиням, которые понесли от насильников. И повешенным
священникам тоже поможет. Плевать де ла Марк хотел на ваш указ! – дон Хуан резко встал.
- Не можете справиться со своими людьми – так и скажите. Я, ваша светлость, не люблю
зазря убивать людей – но если надо, - полководец наклонился над креслом штатгальтера, - я
по вашим провинциям так пройду, что герцог Альба рядом со мной покажется ребенком.