o 8b191ad8675a2039

– большой медный чан, под которым палач уже разводил огонь. Джованни искоса взглянул

на соседей, - это были самые почетные места, предназначенные для друзей и

родственников комиссии кардиналов. Уйти было непредставимо, и пришлось остаться до

самого конца.

-Не плачь, - он поцеловал ее – сначала тихо, а потом, - все сильнее и глубже. «Ничего со

мной не случится».

Мария посмотрела на него, и вдруг сказала: «Если бы ты мог остаться!».

Джованни, ничего не говоря, опустил ее голову к себе на плечо, и они долго лежали просто

так – не размыкая рук.

А потом ему пришло время отправляться в Дувр.

-Завтра я уезжаю, - сказал он, глядя на деревянные балки спальни, и почувствовал, - всем

телом, - внезапно пришедшую тоску по ней, – хоть Мария пока и была рядом, лежала,

свернувшись в клубочек, в его руках.

-Тогда я буду ждать, - сказала она просто. «Ты только береги себя, пожалуйста».

-Если что-то будет не так… – начал Джованни.

-А может?- Мария приподнялась, и он увидел испуг в ее больших, чудных глазах.

-Все может быть, - неохотно сказал он. «Вряд ли, конечно, но если что – я попрошу, чтобы

тебя известили. У меня есть свои люди, надежные.

- Брось, - спохватился мужчина, заметив, как изменилось ее лицо, « я же больше десяти лет,

работаю, и до сих пор все было хорошо. Так и будет. А осенью я вернусь, и договоримся о

чем-нибудь».

-Я боюсь, - вдруг сказала Мария. «И буду бояться, пока не увижу тебя снова».

Он нежно погладил ее по вороным локонам. «Ничего,- еще год-два, я оставлю все это дело,

и поселюсь с тобой в деревне. Сколько можно, в конце концов, я уже устал».

-Возьми - вдруг сказала Мария, снимая с шеи простой медный крестик. «Пусть он будет с

тобой ».

Потом она ушла к реке, а он все стоял на пороге, провожая глазами ее скромное платье и

белый, как мрамор, чепец.

Она снилась ему всю дорогу до Рима, и это было хорошо – просыпаясь, он понимал, что

осталось только прожить лето, и она будет с ним – навсегда. Ему казалось, что тело его до

сих пор хранит ее запах – свежий хлеб, и немного пряностей.

«Любовь нам Господь посылает, она есть дар великий», - вспоминал он ее слова, и Мария

словно была рядом с ним – руку протяни, и коснешься ее.

Часть тринадцатая

Лондон, июнь 1577 года

-Четыре процента годовых, мистер Симмонс, - сказала Марта, разглядывая банкира, - это

как-то маловато, вам не кажется?

Чарльз Симмонс еще раз посмотрел на красотку – темно-зеленое шелковое платье было

отделано мелким алансонским кружевом, в ушах покачивались крупные изумруды, кожаные

перчатки с вышитыми манжетами пахли жасмином.

-Мама, скоро уже? – крепкий,крупный рыжеволосый мальчик поднял глаза от альбома, в

котором он что-то рисовал. Смуглая девица как зашла, так и не отрывалась от томика, на

котором, - Симмонс увидел,- было написано: «Рафаэль Холиншед. Хроники Англии,

Шотландии и Ирландии».

-Скоро, Теодор, - вздохнула женщина. «Ну, так как, мистер Симмонс? – улыбнулась она, - а

то ведь я могу просто забрать деньги, и разместить их у кого-нибудь еще. Я слышала, дон

Кардозо, - этот купец, что торгует с Индией, - тоже дает хороший процент».

-Он недавно в Лондоне, - отмахнулся Симмонс, - что он знает про наши дела? Тем более, -

он перегнулся через прилавок, - он с континента, из Амстердама, там по-другому работают.

-Да? – бронзовая бровь чуть приподнялась. -А еще кто-нибудь? – поинтересовалась

женщина.

-Миссис Бенджамин, - искренне сказал Симмонс, - говорю вам, как друг – не ходите никуда

больше. Эти мошенники вас оберут до нитки. Я вам дам, - он быстро подумал, - шесть с

половиной процентов годовых.

-И я не влезаю, в отличие от них,- он махнул рукой куда-то на восток, - во всякие

сомнительные предприятия. Я забочусь о своих клиентах, как, - он прервался и взглянул на

улыбку, что порхала на темно-розовых губах, - как если бы они были мне родственниками!

-Ну что ж,- миссис Бенджамин усмехнулась, - договорились, мистер Симмонс. Отчеты…

-Каждые полгода, как положено, - банкир чуть привстал. «Не волнуйтесь, мадам, все будет в

полном порядке. Только, - он замялся, - оставьте ваш адрес, если не затруднит. Вдруг надо

что-то срочное сообщить.

-А, - коротко сказала женщина, и наклонилась над листом бумаги. Еще сильнее запахло

жасмином, и Симмонс вдруг подумал, что, даже когда она уйдет, этот аромат останется в

конторе и заглушит привычную, стойкую смесь пыли и чернил.

-Мы с детьми вчера были в садах Темпля, -миссис Бенджамин опять чему-то улыбнулась, -

какие там прекрасные розы, мистер Симмонс. Особенно,- она помедлила, - белые.

-Ну, - он стряхнул песок с бумаги, - алые, миссис Бенджамин, должно быть, покраснели от

стыда – потому что не могут соперничать с вашей красотой.

-О, - дама чуть вздохнула, - да вы поэт, мистер Симмонс. Я начинаю сомневаться в ваших

деловых качествах.

-Не сомневайтесь, мадам – голубые глаза тепло взглянули ей вслед.

Дети уже вышли, а миссис Бенджамин вдруг остановилась на пороге: «Разные бывают

родственники, мистер Симмонс», - она смешно сморщила нос, и, покачавшись на каблучках,

исчезла за тяжелой дверью.

-Получите, дорогой Питер! – ехидно подумал банкир, провожая ее взглядом. «Пятьдесят