o c24ec28d571a6d65

когда правомерно умереть, - улыбнулся Масато. «Все, иди, девочка, мне надо побыть

одному».

Она вышла, пряча лицо в его кимоно, и осторожно задвинула за собой перегородку.

«Алый лист на серых камнях, - подумал Масато. Он посмотрел на лежащую перед ним

бумагу и начал писать.

Даймё поднял руки и подождал, пока на него наденут лиловое, вышитое серебром кимоно.

«Тео-сан, - усмехнулся он про себя. «Да, таких глаз ни у кого в Японии не найдешь. И

младшая такая же. Мать уже немолода, конечно, больше тридцати, ну, сейчас Масато-сан

вернется и расскажет, что у нее там с телом. Думаю, все в порядке. Старшая дочь на японку

похожа немного, кстати. Нет, - он взял мечи и полюбовался искусной отделкой ножен, - не

буду я никому их дарить, себе оставлю. Мать и старшую сразу возьму на ложе, а та пусть

растет».

Обед был накрыт в огромном, с темным деревянным полом, зале. Масамунэ ел один, на

возвышении, слуги сзади неслышно двигались, меняя блюда. Он посмотрел в сад, на пышно

цветущие, освещенные закатным солнцем, азалии, и, отложив палочки, сказал: «Как это там,

у Ду Фу?"

Закат,

В своем сиянье золотом

Поток лучей,

Бросает на равнину.

Когда я гостем,

Возвращаюсь в дом,

Меня встречает

Гомон воробьиный.

«Как прекрасно, - вздохнул дайме, и велел: «Дайте мне чернильницу и перо». Немного

погодя, он вскинул голову и велел охранникам, стоявшим у высоких дверей: «Позовите

Масато-сан, я хочу разделить с ним трапезу».

«Заодно прочту ему, - пробормотал Масамунэ. «Он любит китайских поэтов, оценит. И слух у

него хороший, чувствует нарушение ритма. Ну, и расскажет мне об этой Тео-сан».

За дверями раздался какой-то шум, и даймё нахмурился, положив руку на кинжал: «Что

там?».

- Пустите меня к его светлости, - раздался отчаянный, высокий женский голос.

- Никто не смеет нарушать покой даймё, - холодно ответил охранник, - тем более какая-то

наложница.

Масамунэ-сан хлопнул в ладоши и велел: «Откройте!».

Женщина в простеньком, домашнем кимоно влетела в зал, и, поскользнувшись на гладком

полу, растянулась перед возвышением. Охранник достал меч и приставил к ее шее.

- Не здесь, - поморщился даймё. «Пусть скажет, что хочет, а потом выведете в сад, не надо

тут все пачкать кровью».

Женщина подняла заплаканное лицо и сказала, задыхаясь: «Ваша светлость, Масато-

сан..Он хочет совершить cэппуку, - она поднялась, и, завязав волосы узлом на затылке,

обнажив красивую, белую шею, склонила ее: «Я готова».

- Оставьте ее, - бросил даймё охранникам. «Идите со мной!».

Масато перечитал стихотворение и усмехнулся: «Не Сайгё, конечно. Ну ладно, зато теперь

Масамунэ-сан отменит свой приказ, как я его и попросил в письме.

Иначе нельзя, я спасал ему жизнь, и несколько раз. Он мне, правда, тоже – но все равно,

отменит. Там еще две девочки, - внезапно, нежно подумал Масато. «Пусть живут спокойно.

Жалко, конечно, что сына мне увидеть не удастся, но что уж делать».

Он аккуратно положил стихотворение туда, где его не забрызгала бы кровь, и взялся за

кинжал. Тонкая перегородка из рисовой бумаги упала и Масамунэ-сан, встав на пороге,

велел: «А ну не смей!»

- Ты не можешь приказать мне не делать cэппуку, - не оборачиваясь, ответил Масато.

- Я твой даймё, и распоряжаюсь твоей жизнью и смертью, - зло проговорил Масамунэ. «Ты

уберешь этот кинжал с глаз долой, немедленно. И объясни, в конце концов, что

происходит?»

- Там, - кивнул Масато, все еще стоя на коленях, - все сказано.

Даймё пробежал глазами изящные строки и тихо сказал, опустившись рядом с Масато,

положив руку на его пальцы, все еще сжимающие рукоятку кинжала: «Конечно, я отменяю

свой приказ. Пойдем, я написал стихи, в китайской манере, я хочу услышать, что ты о них

думаешь».

Масато глубоко вздохнув, и, все еще не отводя глаз от лезвия, ответил: «Спасибо».

- Если бы ты был моим даймё, ты бы сделал то же самое, - ласково проговорил Масамунэ.

«Сузуми-сан, - он улыбнулся, - действительно тебя любит, это она ко мне прибежала, рискуя

жизнью, между прочим».

- Я знаю, - Масато поднялся и добавил: «Я только поменяю кимоно».

Воробышек сидела в своей комнате, не поднимая глаз. «Простите меня, пожалуйста, - еле

слышно шепнула она. «Я не должна была, без вашего разрешения. Можете меня выгнать, я

понимаю, я уйду».

Масато посмотрел на нее и попросил: «Дай мне черное кимоно с журавлями, и прибери все

там, - он кивнул на проход. «Потом поговорим».

- Все-таки китайцы более, - Масато задумался, - пышные. Избыточные. Ну, - он улыбнулся, -

как эти азалии. Я предпочитаю простой камыш, или тростник, серую воду реки, отражение

далеких гор».

- Пиши стихи, - подтолкнул его даймё. Мужчины прогуливались по саду.

- Я написал, - голубые глаза Масато заиграли смешливыми искорками. «Хорошо, что я не

умер – теперь эту дрянь никто не прочтет ».

Масамунэ-сан внимательно посмотрел на собеседника. «Поговори с ней,- сказал он.

- Для чего? – Масато пожал плечами. «Она замужем, счастлива, у нее еще дети. Она уж и

забыла меня, наверное».

- Ты не забыл, - Масамунэ сорвал азалию и вдохнул ее запах. «Это же твой сын, Масато.

Сын должен расти с отцом».