О чем молчит ласточка

– А на музейный остров? – спросил он, надеясь все же поменять планы.

– Сначала туда, а вечером – в клуб, – уверенно произнес Юра.

Делать нечего, пришлось соглашаться:

– Ладно. А теперь что, спать?

– У нас есть целая бутылка рома, – заметил Юра. – Надо отметить, что нашел… это, – посерьезнев, он кивнул на пухлую папку, что лежала рядом на столе.

– Покажи, что именно там внутри?

Распаковывая ее, Юра неожиданно заявил:

– Мне очень понравился Дахау.

– Серьезно? – удивился Володя. – Ты не шутишь?

– Не шучу. Хорошо, что бараки снесли ко всем чертям. Мне было… – Он задумался и принялся подбирать нужное слово: – Злорадно? Мстительно?

– Приятно? – подсказал Володя.

– Пусть будет «приятно». И еще мне понравилось, что сейчас там много людей. В кафе вон было так шумно, живо, все галдели и смеялись. Здорово, что все так. Это место не кладбище, оно не отдано смерти. Вернее сказать, оно у нее отобрано.

Володю, наоборот, раздражала легкомысленность некоторых посетителей, но спорить он не стал.

Юра выложил на стол копии документов. Все на немецком, разномастные, некоторые рукописные, некоторые – напечатаны на машинке. Володя ожидал встретить в них имя и фамилию Юриного деда, но нет – имена, содержавшиеся в документах, очевидно, принадлежали офицерам и врачам. Володя присмотрелся к каждой бумаге, сравнил их между собой и нашел единственное общее – номер, состоящий из множества цифр.

Юра пояснил, разливая ром по бокалам:

– Статистики убийств у нацистов не велось, они учитывали, сколько прибыло в лагерь. Когда заключенные поступали туда, их записывали по именам и присваивали номер, и имена больше не употреблялись. Номера деда я не знал, а картотека с фамилиями была утеряна.

– Так вот почему вы искали его почти семьдесят лет… – пробормотал Володя.

– Да. Я отправил запрос в архив Дахау еще в двухтысячном, но нашли деда только спустя три года. Ответили мне, что, возможно, это он, но не факт, нужно, чтобы я приехал, желательно с фотографиями. Но это не обычное положение дел, чаще всего заключенных находят через неделю-месяц.

Володя кивнул, глотнул рома и продолжил изучать документы. Редко когда номер деда был единственным в документе, в основном он стоял рядом с другими именами-номерами.

Юра принес небольшую коробку и стал убирать туда просмотренные Володей бумаги. А когда те закончились, Юра достал из сумки еще одну папку, очень тонкую, и вынул из нее несколько листов ксерокопии личного дела. Все, разумеется, на немецком, Володя не понял ни слова. Наверное, оно и к лучшему – вспомнил, как болезненно отзывались в нем истории совершенно чужих людей на стендах.

– Фотография… – растерянно пробормотал он, беря в руки копию снимка мужчины в полосатой робе.

– Едва похож на себя до лагеря, правда? – тихо произнес Юра. – Хорошо, что бабка не видела его таким.

Он указал на другую фотографию деда, что лежала рядом на столе, – ту самую, из кабинета. Человек в робе действительно не походил на себя же с портрета – изменилось лицо и телосложение, волосы исчезли с головы. Пропало всякое сходство с Юрой. Лишь одно у них оставалось не просто похожим, а вне всякого сомнения одинаковым: руки.

– Присмотрись. – Володя показал на крупные кисти дедушки с длинными пальцами. – А ведь твоя бабушка оказалась права. Но, Юр, зачем тебе копии?

– Вдруг пригодятся. Будь у нас в девяностых его личное дело, это многое бы упростило. – Он положил бумаги в коробку и закрыл крышку. Указав на нее, произнес: – Вот она – цена моего гражданства, а может, и вообще жизни – коробка с бумажками. Все, что осталось от человека.

– Нет, не все! – воскликнул Володя, заключая Юрины ладони в свои. – Он живет в тебе. У тебя его руки… – Стоило бы сказать, что еще у Юры его глаза и скулы, но мысли Володи спутались.

Он сжал его пальцы, поднес к губам и поцеловал. Юра опешил. Володя поднялся с места, шагнул к нему вплотную и обнял. Юра не ответил на объятие, но уткнулся лбом в его грудь и прошептал:

– Спасибо, что съездил со мной. Один я бы, наверное, так и не собрался. И вообще, спасибо, что ты здесь. – Он взглянул снизу вверх, искренне и открыто улыбнулся.

От его улыбки перехватило дыхание. Володя понял, что сил сдерживаться у него больше не осталось. О чем он беспокоился этой ночью – реальны ли его чувства? А может, плюнуть на все? Может, наконец пришло время иррациональных поступков и журавлей в небе? Но даже если его сомнения обоснованны, то что с того? Чем это чревато, чем опасно? Да ничем!

Володя нежно погладил его по волосам, приподнял подбородок и наклонился. Он ждал прикосновения Юриных губ и предвкушал – секунда, две, и он ощутит его поцелуй. Володя наклонился еще ниже, к самому лицу, но вдруг Юра отвернулся.

– Нет, это неправильно, – едва слышно прошептал он в сторону.

Повисла тишина, казалось, даже дождь со снегом перестал бить по крыше. Володя в изумлении замер. Юра молчал, а затем резко встал и сухо сказал:

– Пора спать. Я пойду.

Нужно было что-то ответить. Но что? Не отпускать же его?

Володя запаниковал, но, видя, как Юра берет коробку и устремляется в кабинет, крикнул вдогонку: