О духовных явлениях в искусстве и науке

⁸⁹ Нам нужна прочная и трехмерная собственная жизнь, прежде чем мы сможем ощутить и воспринять живую мудрость Востока. Посему нашей первостепенной задачей должно стать постижение европейских, если угодно, истин. Путь начинается с европейской действительности, а не с упражнений йоги, которые как бы застилают от нас нашу собственную реальность. Мы должны продолжить переводческую деятельность Вильгельма в более широком смысле, если и вправду хотим показать себя достойными его учениками. Главное понятие китайской философии – дао, это слово Вильгельм переводил как «смысл». Он придал духовному сокровищу Востока европейский смысл, а нам надлежит воплотить этот смысл в жизнь. Сделать это, то есть познать дао, – вот истинная задача для ученика.

⁹⁰ Если обратить взор на Восток, мы увидим, как сбываются непреодолимые пророчества судьбы. Пушки Европы распахнули ворота в Азию; европейские наука и техника, европейские материализм и алчность покоряют Китай. Мы завоевали Восток политически. Но что произошло, когда Рим сделал то же самое с Ближним Востоком? Дух Востока проник в Рим. Митра, персидский бог света, стал божеством римских легионов, а далее из укромного закутка Малой Азии пришел новый духовный Рим. Так уж ли немыслимо, что то же самое может случиться и сегодня, что мы окажемся столь же слепыми, как и образованные римляне, которые дивились «суевериям» Χρηστοι христиан? Стоит отметить, что Англия и Голландия, два главных колонизатора Азии, наиболее сильно заражены сегодня индуистской теософией. Смею утверждать, что наше бессознательное изобилует восточной символикой, а дух Востока в самом деле уже стучится в наши ворота. Поэтому, как мне кажется, поиски дао, или смысла жизни, успели охватить массы, причем в гораздо большей степени, чем принято думать. Тот факт, что Вильгельма и индолога Хауэра[184]

попросили выступить с лекцией по йоге на конгрессе немецких психотерапевтов в этом году, выступает зримой приметой нашего времени. Только вообразите, каково практикующему врачу, которому приходится иметь дело с самыми чувствительными вопросами в лечении, примерять к себе восточную систему врачевания! Но дух Востока проникает во все поры и распространяется вплоть до самых уязвимых мест Европы. Он может занести опасную инфекцию, но также может послужить лекарством. Вавилонское смешение языков настолько дезориентировало нас, что все на Западе алчут как можно более простых истин – по крайней мере, жаждут наставлений, взывающих не только к разуму, но и к сердцу, приносящих ясность созерцательному духу и покой душе, избавляющих от непрестанного давления чувств. Подобно Древнему Риму, мы сегодня снова заимствуем всевозможные экзотические суеверия в надежде найти подходящее лекарство от нашей болезни.

⁹¹ Человеческий инстинкт подсказывает, что всякая великая истина проста. Поэтому тот, кто лишился инстинктов, полагает, что истина скрывается в дешевых упрощениях и банальностях; или же, разочарованный, совершает противоположную ошибку и думает, что она непременно должна быть темной и сложной – настолько, насколько это вообще возможно. Сегодня мы наблюдаем гностическое движение, охватившее анонимные массы; это полное в психологическом отношении подобие гностического движения, будоражившего умы девятнадцать столетий назад. Тогда, как и ныне, одинокие странники вроде Аполлония Тианского пряли духовную пряжу, прокладывали духовные пути из Европы в Азию – быть может, до сокровенных уголков Индию. В этой исторической перспективе Вильгельм, по моему мнению, предстает одним из тех великих гностических посредников, что обеспечили эллинскому духу связь с культурным наследием Востока и тем самым подняли обновленный мир из руин Римской империи.

⁹² В резкой дисгармонии европейских мнений и среди криков лжепророков поистине радостно расслышать простой и ясный язык Вильгельма, этого посредника между Китаем и Европой. Сразу бросается в глаза, что его язык впитал растительную непосредственность (planzenhaften Naivität

) китайского ума, склонного выражать глубокие прозрения простыми словами. Мы отчасти приобщаемся простоте великих истин, непосредственности глубоких смыслов, ловим тонкий аромат золотого цветка[185]. Проникая в нас исподволь, этот дух посеял в почве Европы нежный росток, одарил новым постижением жизни, далеким от привычных европейцам напряжения и высокомерия.