Долго мыкался Лева по Казахстану как «ошятнрин» кёвюн. Если бы узнали, что сбежал с детского лагеря Мысхако, что не стоит на учете как спецпереселенец и т.д., загремел бы по полной. Лева стал искать мать. Где-то калмыки подсказали, что в Карлаге, под Карагандой, сидят калмыцкие женщине. И Лева на перекладных с сомнительной справкой, правда, в военной шинели, в галифе как-то избегал стычек с властью, с комендантами, с НКВДэшниками. В СССР тогда был невидимый концлагерь, говорил Лева. Со спецпереселенцами был этногеноцид. Держали спецпереселенцев раздельно, чтоб не общались. Это была сознательная политика. Лева нашел мать на ферме Коксун в Карлаге. Там сидели жены калмыков: Лялина, Котинова и других начальников Калмыкии. Сидела там певица Русланова, киноактриса Окуневская. Уже в 80-х годах киноактриса Окуневская приезжала на встречу в Элисту, на встречу со зрителями. Был с ней знаком. Пили чай в старой гостинице.
Нимя Хараевна, мать Левы, сидела в Карелии, в городе Сегеже. На бумажном комбинате варила бумагу. Работала трактористом. Потом отправили в Карлаг. Шел май 1946 года. Мать Лев не видел 8 лет 7 месяцев. Нимя Хараевна увилев Леву только громко вскрикнула: Я-а-а! Ковюм ямд! И расплакалась. Долго Лева успокаивал мать. Он рассказал, что нашел братьев, рассказал свою одиссею. Мать удивилась, что Лева не был выселен. Живет в Казахстане без документов. Мать успела сказать ему уехать в Алматы. Надзиратели не дали пообщаться, прогнали на дойку коров. Попрощались. И Лев рванул в Алматы.
Там, он думал, будет свободен от комендантов, НКВДэшников. Наконец Лева вырвался из невидимого глазами советского концлагеря. Встретил сарт-калмыков из Пржевальска. Говорили по-киргизски, а матерились по-русски. В Алматы Лева устроился киномехаником. Потом закончил киношколу в Алматы. В шинели, с бумагой с фронта, говорил всем, что «казах», документы украли на рынке. Скоро восстановят. Лева был авантюрист, уговорит, забалабонит любого чиновника. А тут все доверяют ему – фронтовик. А паспортов тогда кое-где, до 1956 года не было. Показывал справку. Немного освоившись, Лева начал действовать. Он стал более казахом, чем сами казахи. Устроился киномехаником при ЦК Казахстана. Показывал советские, трофейные фильмы: «Багдадский вор», «Королевские пираты» для членов ЦК. Всюду охрана НКВД. А Лева авантюрист, смельчак, урка подошел после фильма к Первому секретарю ЦК Казахстана К. Джулебаю Шайахметову. Охрана стала задерживать, а Лева: «Он мой родственник». Первый секретарь услышал и сказал: «Пропустите!». Лева начистоту все выложил: «Мой отец Анджур Пюрбеев был первым предсовмина Калмыкии». Первый секретарь: «Я его знаю. В Гурьеве, в Аральске часто встречались. Где он?». Лева не стал темнить: «Его расстреляли». Первый секретарь отвел его в сторону и сказал: «Поговорим отдельно. Мы найдем тебя». И ушел. Лева перепугался. Всё! Напоролся по-глупому! Наведет справки и … каюк. Лева издергался. Во время показа фильма пленка рвалась, руки тряслись: «Так оплошать! Столько лет избегал комендантов, НКВДэшников, а тут сам в петлю залез! Дурак». Узнал, что до этого Шайахметов работал в НКВД Казахстана. Через два дня Леву пригласили в столовую ЦК, к вечеру. Ну всё! Выбрали место, чтобы никто не видел, как будут арестовывать. Сидит один Шайахметов. Вокруг никого. Первый секретарь Шайахметов: «Садись. Тебе учиться надо». Лева обалдел, но почувствовал теплоту и пошел ва-банк. А чего теряться. «У меня документов нет, нас калмыков выселили» – начал Лева. Первый секретарь: «Знаю. Документы сделаем. Поедешь в Москву, во ВГИК (институт кино)». Лева растерялся аж, но чувствует, что крылья растут за плечами. «Багдадский вор» прокрути ещё раз. Увидимся. И ушел. Лева как сидел, так и застыл без движения. В три минуты жизнь повернулась лицом к Леве. Подошла официантка, поставила чай и сказала: «Мы закрываемся, молодой человек». И ушла. Лева залпом выпил чай и внутри стало горячо. А жизнь стала ещё горячее. Внутри всё кипело, аж вулкан извергался. Хотелось крикнуть как в молодости-радости. Но Лева, умудренный опытом жизни, сдержал всплеск души, спокойно встал и пошел навстречу новой жизни. Закончил с отличием кинотехникум и, осенью 1949 года поехал в Москву.
IV
–я часть. Ленинградский период Льва Пюрбеева.1952–53 г.г.