У фашистов сохранились документы, и даже фото детей за колючей проволокой. Эти фото видел весь мир. А та, наша система, все уничтожила. Детей из детского лагеря живых нет, кроме Левы Пюрбеева, которому 90 лет. В общем, Лева загремел бы в Мысхако в Ики-Бурульском районе (Маныческий улус), тоже попал бы под жернова, но благодаря добрым людям и настырности и несгибаемости, временно ускользнул от сталинского пресса.
… Лева в ночь пошел по степи, возле дороги. Навстречу всадник: «Ты кто? Откуда?! Дай закурить?!». Лева сказал, что не курит. – Ты будь осторожен. Тут рыскают огдоновцы по степи, ищут сына врага народа Анджура Пюрбеева. Смотри не нарвись! Отнимут у тебя все, – пробросил всадник. – А зачем им сын Пюрбеева? – спросил Лева. – Что-то замыслил Огдон, хочет заработать на этом, – безразлично сказал всадник и ускакал дальше. Леву аж затрясло. И он рванул вглубь степи от дороги. Огдонова в 45 году убили НКВДэшники. Зашли в землянку, нагрянули врасплох, ничего не говоря расстреляли в упор.. Подельников забрали. Говорят, делал подлянку немцам и контактировал, имел какие-то связи с партизанами.
Леву поджимали обстоятельства. И где-то в хотоне или на точке ночью увидел лошадь у коновязи. Огляделся, вскочил на лошадь и помчался галопом от судьбы. В степи рыскали полицаи, дезертиры, немцы – искали подозрительных. Все боялись всего. И перед депортацией калмыцкого народа Лева ускользнул. Ему нужна была свобода, чтобы найти братьев и мать. В Мысхако Лева мыкался с братьями 3 года и год – в Ики-Бурульском районе. Я пишу Ики-Бурульский район, чтобы читатель понимал – где происходило действие. Многие не знают Маныческий улус. Лева на украденной лошади поскакал в село Басы Долбанского района. «Почему в село Басы?» – спрашиваю у Левы уже в 2005 году. «Думал там, у калмыков сварганю настоящий документ и начну искать братьев и мать. А про депортацию я не знал. В Басы русские сказали: – Всех калмыков погрузили в машины и отправили в Сибирь, так что ты скрывайся, иначе тебя арестуют. А я им сказал: я казах, а не калмык». И Лева-«казах» с калмыцкой кровью поскакал в сторону Казахстана. Начался казахский период.
III
–я часть. Казахский период Льва Пюрбеева
Первыми в Сибирь выслали калмыков. Отработали систему, учли ошибки, а потом выслали кавказцев. Знали, что с кавказцами будет сложнее, тоже решили провернуть акцию внезапности. Лев избежал депортации. После Басы из Долбани поскакал в Казахстан. Он, «ошятнрин» кёвюн (сын врага народа) выдавал себя за казаха. Останавливался у русских, так как казахский язык не знал. Прискакал в Гурьев. Ничего не узнал. Потом с казахами поскакал по степи в Арысь, на железную дорогу в Аральск. На вокзале узнал, что в товарняках везут нерусских. Два отставших балкарца в халате и тапочках сказали, что калмыков выслали в Сибирь, а балкарцев, чеченцев, карачаевцев в казахские степи. Продал лошадь и на транспортном передвижном госпитале добрался до Алматы. Проводнику сказал, что казах с фронта. Одет был в военную форму. Отдал проводнику плащ-палатку. За это время никто не задержал, не спрашивал, кто он, документы не проверяли. Казах, мол, и никаких вопросов. Калмыков не нашел и опять рванул в Алтайский край. В Рубцовском районе, в селе Мамонтовка, сошел с поезда. Сказали калмыки живут в Рубцовске. Поехал в Рубцовск. На базаре встретил соплеменника из Кетченер, тот сказал езжай в Алейск, там найдешь кого надо. В семи километрах от Алейска, в колхозе, старик Лавгаев привел в барак. Полно народу. Холодно, грязь. В девять вечера пришел с работы брат Эренцен. Грязный, худой, в фуфайке, на ногах какие-то чуни. Эренцен пришел больной и лег. Лева подошел к нему. Эренцен долго смотрел на старшего брата, а слезы текли. Молчит и смотрит. Лева сел и стал успокаивать братишку.
Когда Лева рассказывал мне в 2005 году, то у него глаза были на мокром месте. Он прошел тяжелый путь, каторгу в Воркуте, но ещё крепкий 80-летний старик, этакий калмыцкий Жан Вальжан, и то расслабился и отдался чувствам. А там в колхозе каждый вечер варили мерзлую картошку, и все гуртом ели. Пока неделю никто не трогал. Вдруг появился человек в гражданском. Ты кто? Калмык? Ты брат Эренцена? Лева: – Я Пюрбаев, казах. Комендант ушел. Эренцен сказал: «Езжай. Загремишь здесь. Комендант не отстанет». Пошел в военкомат. Проситься на фронт. Спрашивают документы. Казах мол, а документы потерял. Слово за слово, Лева начал качать права. Человек хочет на фронт, а вы такие-сякие. Избили Леву и сдали в милицию.