О театре и не только

В то время режиссеры Л. Вивьен, Г. Товстоногов, Н. Акимов были властителями дум. Сейчас другие. У них тоже были студенты. Учитель и студент, это две разные вещи. Чем крупней и масштабнее учитель, тем амбициознее студент. Это я знаю. Многие студенты, в итоге как режиссеры не состоялись. Выигрывали не амбициозные, не арапистые студенты, а толковые, знающие жизнь, профессию, тактику, дипломатию. Наш студент пока еще эскиз на будущего режиссера.

Зачем же обвинять театр, если не было никакого намека художественному руководству о планах студента? В театре свой план. И если бы студент Колаев пришел к директору и предложил свои услуги, думаю, отказа бы не было. Б. Колаев уже ставил студенческую работу «Ромео и Джульетта». Ояпонненный вариант. Министерство культуры обеспечивало ему зарплату во время учебы. Не по уму поступает студент Колаев. Театр наш национальный. Поэтому мы должны ставить и показывать на открытии сезона национальную драматургию (которой, к сожалению, мало). Даже гениальный Шекспир может быть потеснен и поставлен после национальной пьесы. Дальше в статье у Ланцыновой: «Памятуя об особой обидчивости Национального театра, даже находясь в полном творческом кризисе, он все еще числит себя «флагманом» культуры и искусства Калмыкии».

О какой особой обидчивости Национального театра пишет Ланцынова? Что она имеет в виду и в чем, и где, проявилась эта обидчивость? Лично на Ланцынову обид у театра нет. Потому как в театр она не ходит, про театр и театральные дела пишет по-дилетантски, иногда с пристрастием к некоторым, про других однобоко. В основном со слов наших же доброхотов. В любом коллективе есть свой иуда. Никто, никогда серьезно не воспринимал ее якобы глобальные размышлизмы о театре (статьи о театре авторы Бальжанов, Ланцынова и др. – опусы). Скорее это были провинциальные, обывательские, поверхностные обзоры. Ничтоже сумняшеся она считает себя лучшей журналисткой в Калмыкии. До выхода статьи Ланцыновой я не знал о ее существовании.

В одном предложении у журналистки и об обидчивости театра и о полном творческом кризисе. «Он все еще числит себя «флагманом» культуры и искусства Калмыкии». Вызывает недоумение «о полном творческом кризисе». На каком основании такой вывод? Писали о кризисе строительства театра, но не было ни одной большой толковой обзорной статьи о творчестве театра. Да и некому писать. Это надо знать все работы театра и иметь хотя бы маломальское понятие о театре, об искусстве вообще. Интервью Ланцыновой с московским критиком В. Калишем (Известия Калмыкии 25 июля 2001 г.) – это разговор о трех театрах, мягко говоря, игра в одни ворота. Основной акцент был на национальный театр, умело направляемый корреспондентом.

И вообще, несерьезно и несолидно столичному критику писать о театре, не ознакомившись с репертуаром театра. Я уверен, и здесь не обошлось без «доброхотов». Более 10 лет театр находится в режиме ремонта… Благодаря министру культуры Калмыкии Н.Д. Санджиеву мы как-то действовали в холодном, неприспособленном, малоформатном Малом зале, сделанным из художественно-декорационного цеха. Вообще стоял вопрос о закрытии театра, но министр культуры дал возможность хоть неполноценно, но жить и функционировать театру.

Мы приспосабливали спектакли к малоформатной сцене и в основном это были, если можно так сказать, камерные спектакли. А журналистка Ланцынова пишет: «Доколе Национальный театр будет страдать эпикой?». Где это она увидела эпику? То бишь эпические спектакли.

Был один спектакль «По велению вечного неба…» (режиссер Ц. Бальжанов), да и тот был поставлен специально во Дворце Профсоюзов, как не приспособленный в Малом зале. Я не в защиту этого спектакля, но театр может за 10 лет поставить один эпический спектакль. Хотя этот спектакль и не отвечает значению этого жанра. Если в спектакле наличествует историческое лицо и спектакль многонаселенный это ещё не говорит о его эпичности. Ни «Зая Пандита», ни готовящийся спектакль «Аюка-хан» не страдают эпичностью.

Ланцыновой эти понятия недоступны.

10 лет Национальный театр находится, образно говоря в лежачем положении, а точнее в разрушенном состоянии. Но не разрушено внутреннее состояние коллектива. Нам тяжело осознавать, что театр работает не в полную силу, не можем поставить масштабную классику. Да и время было смутное. Речь шла о выживании. И думаю, театр выжил. Конечно, какие-то послабления, погрешности есть. Мы жили, как беженцы, это надо понимать.

И не прилично, не по правилам, необоснованно, не по-человечески пинать ногами, не сделав конструктивного, объективного, полезного анализа.

В России много театров, которые находились в таком положении (надо читать театральные журналы), но местные авторы тактично, сочувственно писали о положении театрального организма, не добивали их.