Сами по себе эти эссе ничуть не хуже тех, которые содержались в «Понедельнике» и заслуживают отдельного рассмотрения и анализа. Но в контексте «Сказки» они смотрятся чужеродно. С трудом можно представить, что компания бюрократов-канализаторов даже под воздействием реморализатора способна высказывать оригинальные и глубокие мысли. Весьма сомнительным представляется утверждение Амперяна, что «мозги у него есть…но совсем не задействованы». Материал всех остальных заседаний Тройки убедительно доказывает, что мозги у её членов совершенно отсутствуют. Поэтому сами по себе интересные и глубокие рассуждения вступают в противоречие с обстановкой, в которой они произносятся.
Ткань произведения рвется и расползается на глазах, и куски драгоценного атласа, вшитые в дерюгу, скорее не украшают её, а усиливают впечатление от этого хаоса.
Впрочем, авторы, как всегда, оказались на высоте. В письме брату от 03.06.1967 Аркадий Натанович писал: «В СоТ знаешь чего недостает? Сюжет не выровнен, не построен прочно и сплошняком, как у нас обычно. Рыхлость имеет место. И еще меня смущает мизерность разворачивающей сюжет пружины: «Как одолеть Тройку». Это что-то не то» («Комментарий к пройденному»). Действительно, не то.
Что касается финала «Сказки-2», то Б. Стругацкий признает, что «слишком уж концовка второго варианта смахивала на пресловутое DEUS EX MACHINA («Бог из машины»), к которому прибегали в отчаянии древние драматурги, запутавшиеся в хитросплетениях собственного сюжета». Что касается предпочтений авторов, то А.Н., впрочем, всегда предпочитал именно полный первый вариант. Б.Н. признавался, что иногда отдавал предпочтение второму варианту.
Обитаемый остров
Есть телевизор – подайте трибуну…
В. Высоцкий Жертва телевидения
Евреи подобны гвоздям и заклепкам в многоэтажном здании: сами по себе большой ценности не представляют, но без них здание не устоит
Дж. Аддисон
–…вылетел на Гиганду. Там у нас сейчас полным ходом идут социальные преобразования…
– Знаю я ваши преобразования, – сказал Максим. – Сам преобразовывал. Народу при этом положил – страшное дело…
М. Успенский Змеиное молоко
Если рассматривать «Обитаемый остров» с точки зрения сюжета и тех идей, которые лежат на поверхности, то возникает закономерный вопрос: зачем авторы вернулись к той мысли, которую уже два раза обсудили и отвергли. И в «Попытке к бегству», и в «Трудно быть богом» рассматривался вариант прогрессорского влияния человека из мира светлого будущего на внеземную цивилизацию. В обоих случаях эти попытки кончались трагически, как для самого прогрессора, так и для цивилизации, ставшей объектом его усилий. При этом бессмысленность преобразований по большому счету была очевидна и самому прогрессору. Поэтому непонятно, а зачем было создавать образ ещё одного прогрессора, правда, признаемся, обаятельного и очаровательного, Максима Каммерера, и более того уверять, что именно ему удалось добиться успеха.
После «Улитки» беспомощность повести особенно бросается в глаза. Но дело-то в том, что как раз п о с- л е «Улитки». После неполной публикации «Улитки на склоне» и знакомства редакций со «Сказкой о Тройке» отношение к АБС со стороны властных структур стало резко отрицательным. Если до этого братьев в какой-то степени признавали маяками, на которые следует равняться, то сейчас ситуация резко изменилась. Изменились и сами времена. Оттепель закончилась. Неосталинизм набирал силу. Изменилось на резко негативное и само отношение к творчеству Стругацких. Теперь действительно необходимо было написать «оптимистическую» (по определению самих авторов) повесть, чтобы успокоить критику. Кайтох и другие критики совершенно несправедливо выдвигают в качестве претендента на такую повесть «Понедельник». Это крайне несправедливо по отношению к «Понедельнику», который легкомысленным, написанным «для отмазки» произведением ни в коем случае не является.
А вот «Обитаемый остров» изначально был задуман как своеобразное оправдание. Борис Натанович пишет, что в рабочем дневнике появилась запись: «Надобно сочинить заявку на оптимистическую повесть о контакте». При этом «эта нарочито бодрая запись располагается как раз между двумя сугубо мрачными – об отказе печатать «Сказку о Тройке» как в «Молодой Гвардии», так и в «Детгизе».
Поэтому Стругацкие решили сочинить «бездумный, безмозглый, абсолютно беззубый, развлеченческий, без единой идеи роман о приключениях комсомольца XXII века…». Но потом с авторами произошло именно то, что происходило с их героем Виктором Баневым (по Зурмансору):
«Видите ли, – сказал Зурзмансор, – статья, которую ждет господин бургомистр, у вас все равно не получится…Вы прочтете эту речь и прежде всего обнаружите, что она безобразна. Стилистически безобразна, я имею в виду. Вы начнете исправлять стиль, приметесь искать более точные выражения, заработает фантазия, замутит от затхлых слов, захочется сделать слова живыми, заменить казенное вранье животрепещущими фактами, и вы сами не заметите, как начнете писать правду»(«Гадкие лебеди»).