О всех, забывших радость свою

Решил уже ничему не удивляться. Это бесполезно. Вновь, как и в прошлый раз, вышел в коридор. Противно было наблюдать за их ласками и поцелуями. Странно, но я ревновал эту сорокалетнюю женщину к Валере.

В коридоре было пусто, как всегда, и даже еще темнее обычного. Накала лампочки едва хватало, чтобы видеть очертания коридора. Если честно, я устал. Голова раскалывалась, но не от боли.

Может, таблетки так действовали, не знаю. Просто устал держать всю эту кашу в голове. Вопросов было больше, чем ответов. Если врач не врет, то скоро должна будет спуститься мать. Я решил уехать вместе с ней. Все равно они меня выписывать собираются. Пора бежать из этого мрака.

Проходя мимо поста медсестры, увидел связку ключей на столе. Остановился, как вкопанный. Осмотрелся вокруг. Никого не было. Видимо, Катя номер четыре забыла ее здесь. Положил связку в карман. Впервые за прошедшие дни почувствовал себя увереннее. Завтра поутру, пока не пришла мать Валеры, поднимусь наверх и разберусь что к чему.

Маленький боковой проход в реанимацию был черным. Темнота липла к лицу как влажная паутина. Пришлось на ощупь дойти до двери. Не с первого раза удалось подобрать ключ и открыть дверь. Передо мной было небольшое помещение, чуть больше нашей с Валерой палаты, разделенное на три части клеенчатыми шторами.

Сначала мне показалось, что внутри никого нет, но прислушавшись, я понял, что это не так. Редкие тихие стоны доносились из самой крайней, слева от меня, части. Я подошел поближе, отдернул штору и увидел лежащего под капельницей пожилого мужчину, возраст которого было сложно определить на глаз. Подошел ближе. Почти вплотную. С груди свисали подключенные провода, измеряющие пульс и ритм сердца. Синусоида на диаграмме то уходила резко вниз, то понималась вверх неровным шагом. Пульс семьдесят.

Мужик постанывал. Я взглянул на карточку пациента. Имя — неизвестно, фамилия — неизвестна, пол — мужской, возраст — неизвестен.

«Может, с улицы подобрали беднягу? — подумал я. — Стало плохо человеку, и все». Документов при себе у него не было. Бомжа, думаю, вряд ли бы повезли в реанимацию. Человек закашлял во сне, что сразу же отразилось на показаниях приборов. Линии начали прыгать с удвоенной силой. Пульс подскочил до ста.

— Эй, здесь есть кто-нибудь? — крикнул я в пустоту. — Тут человеку плохо.

Никто не отозвался. Я прикоснулся к человеку рукой.

— Потерпи, друг.

— Максим…

Я дернулся от неожиданности.

— Максим, — позвал старческий умирающий голос. — Иди сюда.

На негнущихся ватных ногах я перешел во вторую отгороженную часть комнаты. Там, на такой же койке, лежала пожилая женщина. Точнее, старуха. Провода окутывали тело с ног до головы. К рукам, больше напоминающим руки мумии, обтянутым тонкой кожей, были пришиты датчики. В нос вставлена трубка с кислородом.

Вместо одной капельницы к ней через вену были подсоединены три или четыре дозатора (я раньше видел такие в стационарах). Методично, миллилитр за миллилитром, они на установленной скорости вкачивали в человека лекарства. Обычно это был инсулин или гепарин. На этих же было написано: добутамин и допамин. Я не знал, для чего это.

— Подойдите ближе, — сказала старуха.

Я подошел.

— Дайте мне руку.

Мне совершенно не хотелось давать руку незнакомому человеку, лежащему в таком мрачном месте, да еще с обвисшей кожей, белой, как снег. Ее волосы были редкими, седыми. Все лицо изъедено глубокими морщинами. Каждый вздох доставался ей с болью.

— Побудьте со мной немного, — речь давалась ей с трудом. — Мне недолго осталось.

— Кто вы?

— Знаете, я рада, что перед смертью могу снова чувствовать чью-то руку…

Мне стало дурно. Рубашка прилипла к спине от пота. Я хотел бежать.

— Видите ли… Я прожила непростую жизнь, полную ошибок и разочарований. В моей судьбе почти не было светлых пятен. Она сыграла со мной злую шутку. У меня был сын. Он давно умер. Мои родители погибли. Чуть позже я нашла своего родного отца, но он ушел во второй раз, я не успела даже его узнать как следует. Все близкие мне люди уходили из моей жизни поспешно. Меня это, в конце концов, раздавило.

Я не знал, что ответить этой женщине. Наклонившись над ней, я попытался успокоить ее, но она движением руки меня остановила.

— Просто выслушайте меня. Я очень виновата перед своим первым мужем… Только поняла это слишком поздно. Вы представить себе не можете, как поздно. Именно в тот день, когда ослепла. Я поняла, что никогда больше не смогу его увидеть и попросить прощения. За всю свою никчемную жизнь я даже не попыталась узнать, жив он или нет.

Она сжала мою руку чуть сильней. Я посмотрел на приборы. Пульс ускорился до ста десяти ударов в минуту.