О всех, забывших радость свою

— Добрая у тебя мама. Моя другая совсем. Никогда нас с братом не любила. Нагуляла по молодости, и потом виноваты ей во всем были. Умерла год назад вот как раз на этой же койке, где ты лежишь. И представь: я сидела с ней до последнего ее вдоха, судно выносила, кормила с ложечки, а она на меня матом пушила, проституткой называла. Я даже батюшку местного вызывала исповедовать, так она на него такое наговорила, что уши б мои не слышали этого. Стыдом некуда перед людьми.

— Да…. Даже не знаю, что тут сказать, видимо, мне еще повезло очень с мамой.

— Ты вообще везучий, я так поняла.

— Это как сказать.

— А что тут говорить. У моего брата даже шансов не было никаких. Наркоманы ночью зарезали. Я видела их глаза у нас тут в институте, в токсикологии. Когда у них ломка, это уже не люди. Они любого зарежут, лишь бы наскрести на дозу.

— Так ты одна теперь?

— У меня есть еще тетя с дядей, бабушка старенькая, друзья. Так что не одна.

— А муж есть, дети?

— Живем без штампа, как и все в наше время. Без хлопот и забот, без детей.

— Понятно.

— Ладно, пойду я анализы получу.

— Хорошо, Таня. Спасибо тебе за все.

— Поправляйся.

После вечерних таблеток, подавляющих иммунитет, я сразу же заснул. Правда, вновь ненадолго. Сон то и дело прерывался звоном приборов, стонами, доносившимися из соседних боксов, Таней, которая заходила периодически проверить показания приборов. Не давала о себе забыть и боль.

Когда моя любимая медсестра пришла в очередной раз, заспанная, чтобы поменять шприц в дозаторе, я спросил:

— Тань, а ты не знаешь, чье сердце мне пересадили?

— Точно не знаю. В нашей стране, как мне известно, такие вещи не разглашаются. Света, медсестра, обычно ходит в главный корпус с ящиком забирать сердце, но и она не знает, чье оно. Могут кого-то по скорой привезти после аварии, могут после ранения привезти в агонии. В противошоковом зале и отходят многие в мир иной. Бывает, что и неделями лечатся у нас, а потом вдруг неожиданно умирают.

— Понятно.

— Тебе все равно не скажут. Зачем кому-то проблемы? Мое мнение — это к лучшему, что родственники не знают, ничего не должен знать и сам реципиент тоже. Меньше знаешь, крепче спишь, как говорится.

— Наверно. А ты когда уходишь домой?

— Утром в восемь. Меня сменит Руслана.

— Понятно. А что там за шум в коридоре? Столько голосов.

— Наш сотрудник лежит, после операции. Плохой совсем. Вот к нему все и ходят поддержать, а на самом деле проститься.

— Тяжелая у вас работа.

— Зато настоящая, да и привыкла я.

В бокс зашел бородатый реаниматолог.

— Ну, как у нас тут дела?

— Нормально, — ответил я. — Болит только все.

— Болит, говоришь, — смотря на приборы, сказал он. — Укол сделать?

— Думаю, нет. Потерплю. Недавно только делали.

— Правильно. Потерпи. Боль будет проходить со временем. Сейчас вот я вытащу дренажи, станет легче дышать. Завтра утром, а, точнее, уже сегодня, обработают шов. Чесаться меньше будет. Анализы становятся лучше. Динамика хорошая. Думаю, будем после биопсии переводить в отделение. Хватит тут отдыхать.

— Было бы здорово.

— Тань, дай мне промывки, бинты и зажим. Сейчас потерпи немного. Будет больно. Глубокий вдох.

Я вдохнул, а реаниматолог вытащил первую трубку между ребер. На секунду потемнело в глазах, но потом сразу ощутимо стало легче дышать.

— Ну, вот и славно, — сказал он, вытащив вторую трубку и зажав ранку бинтом. — Все, отдыхай. Утром тебе обработают шов, потом снимут провода и повезут на биопсию в другой корпус.

— Спасибо, доктор.

— Не за что.

Он ушел, а Таня подошла ко мне и поправила одеяло и подушку.

— Ты молодец, — сказала она. — Я вот хоть и работаю в реанимации, а крови и уколов боюсь до сих пор. Очень слабый болевой порог, плюс еще гемофилия с детства. Один раз разбила тарелку и порезалась о край. Пришлось скорую вызывать.

— А как же ты в медицину пошла, где скальпели, банки, шприцы? Не боишься?

— Боюсь. Еще как боюсь. Я трусливая, но давно для себя решила, что со своими страхами буду бороться. Надеваю несколько перчаток на руки. Стараюсь делать все очень аккуратно. Пока что трагедии не случилось. Ладно, пойду я схожу, анализы отнесу.

— Хорошо, давай. Спасибо.

Сейчас я делил свою жизнь не на годы, а на минуты и секунды. Пару минут счастья видеть улыбку Тани и ощущать ее нежные холодные руки, пару десятков секунд без боли, и вот уже целая минута хорошего настроения набирается. Целую минуту жить без боли, без страха в ту же секунду умереть. Думаете, это мало? Это целая вечность, поверьте. Только на границе между сном и реальностью я начал остро и тонко чувствовать, что такое жизнь.

Глава 11

В нашем отделении, оказывается, тоже была своя операционная для ангиопластики с рентгеновским аппаратом, где могли взять пробу из сердца, но несколько лет назад случился пожар, и аппарат сильно пострадал. Починить его пытались, и даже какое-то время он вновь работал, но потом окончательно сломался.