Облако возмездия

В комнату, легок на помине, вошел Нетрой. Лимбо со странной улыбкой, застывшей на губах и заставившей писателя несколько оторопеть, протянула ему бухту коаксиального кабеля.

— Держите связующую нить, Феликс. Этого должно хватить. В ответ на непонимание в его взгляде, пояснила: — Разматывайте кабель, мужчина, тяните его во двор и подключайте антенну.

— Что, все уже готово?

— Вроде того.

— Быстро.

— Сама удивляюсь, для чего понадобилось тащить нас сюда.

— Да не нас, а тебя.

— Нас, вас… Давайте не будем спорить. Просто, подключить эту аппаратуру мог кто угодно. Да вот, хотя бы Генрих, в перерывах между рубкой дров.

— Генрих обычный тупой ублюдок, сын своего папаши. На что он еще способен, кроме как топором махать?

— Зачем вы так? Вы же его совсем не знаете. Еще не известно, каким станете вы после Пыриной обработки.

— Вот именно, нужно уметь себя подать. Думаю, преуменьшать свою значимость для КР никак не следует. Это может быть опасно.

— Тоже верно… Но пока, мне кажется, Пыря должен быть вами доволен.

Пожав плечами, Нетрой стал разматывать кабель, держа бухту вертикально, и вскоре со двора послышался его крик:

— Готово!

Лимбо включила приемник, покрутила ручку настройки, но сигнала от спутника не было. Вообще никаких сигналов. И понятно, почему.

— Ну, что? — спросил вернувшийся в аппаратную Нетрой.

— Глухо. Как в банке.

— Что делать думаешь?

— Ничего. А что я могу? Теперь дело за Пырей.

— Пусть тучи разведет руками?

— Типа того.

— Кстати, где он? Что-то не кажет носа сегодня.

— Вот, вы без него уже чувствуете себя одиноко. Можете не волноваться, он с нас глаз не спускает.

— Да я просто так спросил. Автоматически.

— Не оправдывайтесь, это нормально. Стокгольмский синдром, называется. На новый таежный лад.

Между тем, наступило время обеда. Едва Генри позвал их в столовую, как они почувствовали, насколько голодны, что называется — нахлынуло. Организмы потребовали органики. Как можно отказать и отказаться?

Удовлетворив, даже ублажив базовый инстинкт, они вновь собрались в аппаратной. Нетрой, Вновь без интереса скользнув взглядом по работающему монитору, занял привычное место у окна и принял ту же позу — ноги выше головы. Лимбо обосновалась за столом. Она не выключала аппаратуру на время обеда, та была прогрета и работоспособна, но, сколько девушка ни манипулировала настройками, результат был прежним. То есть, нулевым.

— Нет, ничего, — сообщила она чуть погодя. — Зона абсолютного молчания, электромагнитная пустыня. Кроме белого шума — ничего. Не представляю, как им это удается.

— Объявится КР, спросишь у него. Наверное, он, как обычно, не откажет в пояснениях.

— Вы теперь называете нашего альфу КР?

— А что? Коллективный разум же. Представляется, что это вполне корректная аббревиатура.

— Но он же наш враг, Феликс! Неужели вы этого не понимаете? До корректного ли нам с ним обращения? Мне, например, представляется, что какого-нибудь обидного прозвища, вроде Пыри, он вполне заслуживает. Это как минимум.

— Даже если и враг, зачем его злить попусту? К врагу следует относиться уважительно. С должным пиететом. Тем более, когда мы у него в руках. К тому же, конкретно в этом случае, враг — это такое, слишком уж приблизительное определение. Тебе, кстати, не приходило в голову, что он может быть на долю процента твой прадедушка?

— У, как вы заговорили! А я так считаю, что Пыря именно наш враг. Конкретный. Мерзкий пиксельный гаденыш. А дедушкам усопшим — при всем уважении — следует оставаться там, где им и место, на том свете.

— А что значит — пиксельный? Вот ты все время употребляешь это слово, что оно обозначает?

— То и значит. Составной, состоящий из отдельных пикселей. Есть еще такое понятие элиз — наименьшая неделимая частица матрицы, из которых формируется изображение. Элемент изображения.

— Значит, если уж подбирать синоним, лучшим все равно окажется — коллективный? Правильно? Видишь, я прав.

— Я бы тогда сказала — цифровой. Наш цифровой враг. Он же — матрица.

— Скажи это тем, кто продвигает цифровизацию в реальном мире. Они тебя послушают, как же.

— Так я им это и говорила, множество раз. И да, слушать никто не желает, ни меня, ни вообще кого бы то ни было. Кроме денег, они ничего не понимают и ни о чем говорить не желают. Поэтому, пришлось освоить другой, более доходчивый язык.

— Ты о хакерстве, что ли? Я понял, твой язык — экспроприация? Грабь награбленное!

— Ну, в какой-то степени.

— Да, я же забыл, что ты лучший в мире хакер! На сколько очков впереди всех? Как вас вообще оценивают?

— Все это пустые понты, но они полезны для бизнеса. Нормальных ребят, разбирающихся во всех тонкостях ремесла, полно. Кто-то больше, кто-то меньше. И если не я, Пыря с легкостью найдет другого. Даже не много времени потеряет на поиски.

— Но выбрали все же тебя?

— Выходит, так. Не знаю, почему. Я этичный хакер, если что.

— Что это значит?

— Значит, что занимаюсь не корысти ради.

— Так ведь и КР тоже не корысти ради действует, он за идею старается. В этом вы с ним одинаковы. Выходит, он тоже этичный хакер, только хакает чужие мозги. Или какое тут слово вставить?