Она сунула коммутатор под койку и включила зарядку. Комнату, помимо рассвета, заливало голубоватое свечение пси-поля, облизывавшего сооруженную ей вокруг себя защиту. И рассвет, и свечение ей виделись одинаковой интенсивности, а ведь еще недавно эту голубую ауру она различала едва-едва. Что означало только одно: мозаичный разум, с которым она соприкоснулась, не оставлял своих стараний сделать ее своей частью. Кооптировать, словами Пыри. И нет, не оставят они ее в покое, она для них слишком ценный актив, который нельзя упускать или оставлять независимым. Но и, надо думать, боясь повредить, действовать будут осторожно. Только ведь все равно сломают, рано или поздно, это же очевидно, ведь она не собирается уступать. Но, может быть, если давление станет слишком сильным, ей самой придется уступить, из одного чувства самосохранения. Хотя, как об этом вообще можно говорить? О сохранении? Если в итоге по любому всем мандец светит. Значит, сколько у нее времени в запасе? День, два? Во всяком случае, не больше недели. За это время она должна узнать, кто такой пси-король, где скрывается и как до него добраться. Такая программа минимум.
А вот, кстати, Пыря, не он ли им является, этим пси-королем? Она сморщила носик, соображая, и быстро откинула эту идею, как несостоятельную. Нет-нет, Пыря лишь интерфейс. Гибкий, максимально дружелюбный, но интерфейс. А вот кто стоит по ту сторону, за ним? Кто дергает за джойстик? Это предстояло выяснить. Только где, как? У Генриха спросить? Так он, скорей всего, ничего не знает. Сам факт управления не отслеживает, не то, что — кто управляющий. Нет, надо что-то конкретное придумать. Любой мир, навеянный или сгенерированный, можно взломать, уж ей ли это не ведомо. Надо только определить, где дверь, и подобрать к ней ключ. Просто нужна пробивная идея, вот что.
Потом она заснула, и ей приснился натуральный кошмар, каких отродясь не видывала. Будто она находится в чрезвычайно узком то ли проходе, то ли коридоре, сквозь который ей непременно надо пройти. Она не понимала, зачем ей это нужно, но необходимость была так велика, что она рвалась вперед, несмотря даже на то, что, закрывая путь, перед ней находилось огромное насекомое, которое, из-за его размеров, она не могла однозначно определить. Больше всего чудовище походило на пчелу, но сказать наверняка было сложно. Проход оказался для существа слишком узок, оно упиралось боками в стены, а головой подпирала потолок, отчего формы его искажались неимоверно. По сути, перед ней оказывалась одна голова с огромными матово-черными глазами. Эта тварь пыталась достать и укусить ее жвалами, которые лязгали медно, точно механизм курантов. А еще она пыталась извернуться каким-то невероятным образом и протащить мохнатое брюхо вперед себя, чтобы ужалить Лимбо, но этого ей по счастью не удавалось ввиду чрезвычайной узости коридора. Но кто же знает этих тварей, они такие изобретательные и изворотливые. Однако и Лимбо не могла никак проскочить мимо монстра, а ей вот — кровь из носу — непременно надо было это сделать, пройти туда, в тот конец коридора. И для этого она все старалась ткнуть зверя пальцем в глаз. Хорошо было бы иметь палку, но палки не было, поэтому — пальцем. Ей казалось, что это верный способ воздействия на чудовище. Ей следовало проявлять осторожность, чтобы не попасться на жвала, тем не менее, она шла на риск. Нет, ей не было страшно, только захватывало дух от собственной смелости — и немножко от исходившего от пчелы запаха бензина. Почему бензин? Зачем бензин? Непонятно.
Наконец, изловчившись, она ткнула-таки зверя куда метила — в глаз. И сама закричала, потому что не ожидала, что глаз окажется таким твердым, точно кирпичная стена.
От крика она и проснулась.
Рука просто трепетала, звенела от боли. Указательный палец был вывернут под каким-то невероятным углом. Он мелко дрожал, но уже застывал, отекая. Ноготь на среднем оказался и вовсе сломан. Он почти отвалился, однако, продолжая цепляться одним краем за материнское начало, торчал неуместно и неловко миниатюрным белесым серпом — как луна на утреннем небе.
Лимбо откинулась на подушку, прижимая пострадавшую руку к груди. Это что же, действительно случилось? Она, медленно прикоснувшись, провела ладонью по шершавой стене. Прохлада штукатурки была приятна, и она успокаивала боль, остужала. Конечно, никакого следа на ней не найти, стена вся испещрена неровностями. Но, похоже, она действительно ткнула куда-то, ударила пальцем. Только вот в стену ли? Господи, конечно в стену, куда же еще? При чем здесь глаз? Это был всего лишь кошмар, и он уже закончился.
Из коридора кто-то забарабанил в дверь.
— Лимбо! Эй, Лимбо! Ты чего там? С тобой все нормально?
Похоже, это Феликс проявлял беспокойство. Ну и акустика здесь! Или она действительно так громко кричала?
— Да! Да… — откликнулась, погодя.
— Мне послышалось, или что-то произошло?
— Все нормально… Нормально.
— Точно?
— Да! Отстаньте!
— Вставай, завтрак проспала.