Облетая солнце

Когда через два дня мы вернулись из Слейнса, Фрэнк сразу поспешил убраться в свою охотничью хижину, а я стала обдумывать план, как мне расстаться с ним. Я действовала совершенно спокойно, без тени паники. Медленно и тщательно собрала вещи, принадлежавшие мне до встречи с Фрэнком, сложила их в мешок. Все, что мне давал или дарил Фрэнк, я положила на комод в спальной и деньги в том числе. Я не сердилась на Фрэнка. Я ни на кого не сердилась, я просто хотела идти своим путем и снова прочно встать на ноги. Что я собиралась делать и куда податься? Я видела несколько путей. Еще до того, как я покинула Лондон, Коки упоминала о Вестерленде, конюшне в Моло. Ею управлял ее кузен Джерри Александр, и она полагала, что он может мне дать место, чтобы все начать сначала. Я не имела представления, достигли слухи о скандале вокруг меня этого отдаленного северного уголка и нужен ли Джерри тренер, но я доверяла Коки и очень надеялась, что она поможет мне выбраться из таких трудных для меня обстоятельств. Но прежде чем куда-то ехать, мне надо было заглянуть домой. Верхом на Пегасе я двинулась на север в Найвашу, а затем повернула на восток, чтобы сократить путь, — прямо в саванну. Вокруг нас груды камней и золотистая трава перемежались с красными глинистыми изломами и колючим кустарником. Пегас шел ровно, уверенно. Он точно понял, что мы отправились не на очередную прогулку. Он не уклонялся от препятствий, его не пугало безмолвие саванны. Даже когда в сотне ярдов впереди появился гигантский кабан, выскочил на тропу, выставив передние копыта, и завизжал в ярости, Пегас только мотнул головой и невозмутимо продолжил путь, не сбавив темп. В конце концов мы добрались до холма и, когда взбирались на него, увидели зеленеющую кайму леса Мау, окружающую дальний спуск с возвышенности. Плотно стоящие деревья, волнистые гребни гор — родная земля расстилалась перед моим взором, земля, которую я любила всем сердцем: Мененгаи, Ронгаи, тающие в голубоватом тумане Абердарские горы.

Джока я обнаружила в доме, он только что пообедал. Мне очень хотелось застать его врасплох, и это получилось. Он побледнел, увидев меня, и отодвинулся от стола, вертя в руках салфетку.

— Могу вообразить, зачем ты пожаловала, — произнес он.

— Ты не отвечал на мои письма.

— Я полагал, что, может быть, ты передумаешь.

— Правда? — Я ни на секунду не поверила ему.

— Нет. Я не знаю. Все пошло не так, как я планировал.

— Я могу сказать то же самое о себе, — ответила я. Где-то в глубине души мне очень хотелось выплеснуть на него всю горечь потерь, понесенных в нашем с ним долгом, беспощадном противостоянии, назвать вещи своими именами, дать ему почувствовать, в какую высокую цену мне обошлось его участие в моей жизни. Но и своего участия в этой истории я отрицать не могла. Я также отчасти стала виновницей своих потерь.

— Пожалуйста, Джок. Только скажи, что дашь мне развод. Все уже давно прошло.

Он встал и подошел к окну, глядя на долину.

— Надо найти способ, как это устроить. Вот о чем я думаю, — произнес он наконец.

— Когда все бумаги будут составлены, я пришлю их.

Он глубоко вздохнул и, повернувшись, посмотрел мне в лицо.

— Да. Хорошо.

На мгновение его глаза встретились с моими, и в его холодных голубых зрачках я вдруг увидела — впервые за все это время — настоящее сожаление и даже тень раскаяния.

— Прощай, Берил.

— Пока.

Я повернулась и пошла к выходу. Я сразу почувствовала облегчение. Огромный груз как будто упал с плеч и испарился, когда я поняла, что больше никогда не вернусь сюда.

Расставшись с Джоком, я сразу же направилась в Грин Хиллс, на нашу бывшую ферму. Все поросло высокой травой. Оставшиеся строения — конюшня и дом — покосились. Мельница давно исчезла, а запустевшие поля покрылись сорняком, словно эту землю никто никогда не обрабатывал. Все вернулось на круги своя. С грустью я думала о невероятных усилиях, об огромном труде, который отец вложил в эту землю, о счастливых днях, которые мы провели здесь. Однако я не чувствовала запустения — прошлое словно оживало в моей памяти. Я точно знала, что оно никогда не предаст и не покинет меня и я никогда не смогу забыть, что оно для меня значило. Рядом с дорогой, ведущей к лесу, я увидела груду камней, отмечавших могилу Буллера, и остановила Пегаса.

Держа лошадь за повод, я села на камень, вспомнив тот день, когда похоронила здесь своего любимца. Я копала твердую, неподатливую землю, пока могила не оказалась достаточно глубока, чтобы никакая бродячая гиена не смогла найти его и выкопать оттуда. Теперь я видела, что ни один камень не сдвинулся с места. Буллер спокойно спал вечным сном, вспоминая свои победы. Ни один недостойный хищник не потревожил его сон, не прикоснулся к поседевшим шрамам.