Я снова принялась за книгу. Перелистывала поэму о животных, которую мне читал Денис, но буквы прыгали перед глазами. Рядом со мной, всего через несколько комнат, любовники шептали друг дружке нежные слова, их тела переплетались, отбрасывая тени на стены. Хотя меня это никак не касалось, я не могла себя заставить не думать об этом. В конце концов я выключила свет и закрыла подушкой уши, желая только одного — поскорее заснуть.
На следующее утро облака рассеялись — небо стало ярко-голубым. Мы отправились на охотничью прогулку. Погода стояла чудесная. В саду прохаживались страусы, пощипывая молоденькие побеги салата. Повсюду виднелись следы помета и перья, оставленные птицами на ветках, когда они пробирались за добычей. Карен и Денис выглядели отдохнувшими и счастливыми. Я же спала плохо. Я чувствовала усталость и смущение от того, чему стала невольным свидетелем ночью, тем более меня удивляла их непосредственность и легкость.
— У этих огромных птиц мозг не больше кофейного зерна, — объяснил Денис, вскинув на плечо элегантную винтовку «ригби». — Когда прицеливаешься, они обязательно будут маячить, закрывая видимость.
— Почему не выстрелить в воздух? — Я наивно пожала плечами.
— Этого недостаточно. Если просвистит пуля, начнется настоящая паника.
Он обнулил прицел и взял цель для проверки. Вся группа мгновенно заметалась как одно существо, бросившись в разные стороны, все топча по пути, точно телега без возницы, катящаяся с косогора. Мы наблюдали за ними со смехом — не смеяться было невозможно. Затем, проверив, не снесли ли они забор, направились на вершину горы, чтобы насладиться видом, который хвалила Карен. Ее шотландская борзая по кличке Даск бежала первой, показывая дорогу, я шла в конце, исподволь наблюдая за Денисом. Мне нравилось, как он двигается. В нем не было ни капли застенчивости, скованности, он вел себя свободно. Он знал, как стоять, как держать руки, как делать все то, что нужно делать. И ни капли сомнения ни в себе, ни в том, что окружало его. Я понимала, почему Карен тянуло к нему, даже если она не готова была порвать с Бликсом и явно желала оставаться его женой.
— Где вам удалось так развить зоркость? — спросила я, нагнав Дениса.
— Полагаю, на поле для гольфа в Итоне. — Он рассмеялся. — А вам?
— А откуда вы знаете, что я тоже хорошо стреляю?
— А разве нет?
— Я училась у аборигенов, которые жили на землях моего отца, — ответила я. — Вы бы посмотрели на меня с рогаткой!
— Обязательно, только я бы отошел подальше, — ответил он с улыбкой.
— Меня вначале учил стрелять Брор, — произнесла Карен, поравнявшись с нами. — Сначала я не понимала, для чего это нужно. Но в стрельбе есть что-то необыкновенно волнующее, верно? Нет, вовсе не жажда крови, но какая-то особая связь, которую ощущаешь с жизнью, со всем живым вокруг, власть. Возможно, это звучит жестоко.
— Не для меня. Если все делать с честью, — ответила я и вспомнила арапа Маину. Его великолепное искусство воина и одновременно огромное уважение, которое он испытывал даже к самому слабому существу. Всякий раз, когда мы охотились с ним, я чувствовала это особенно остро. Даже когда просто шла рядом, как сейчас с Денисом. Можно сказать, что присутствие Дениса помогло мне снова окунуться в детство, проведенное на ферме. Возможно, потому, что передо мной был уверенный, умелый воин, и он разбудил во мне давно заснувшую Лаквет — тоже воина, борца.
Тем временем мы поднялись наверх, пробираясь между кустами кофе и терновника по узкой, извилистой песчаной тропинке, поблескивающей черными крапинками кварца. На вершине холма мы увидели плато, с которого открывался широкий вид на Рифтовую долину, окаймленную курганами и горными хребтами, точно дно разбитой чашки с острыми краями. Дождевые тучи рассеялись наконец, но темное кольцо облаков еще окружало плоскую вершину Килиманджаро, покрытую снегом на юге. С востока и чуть севернее заповедник Кикуйя протянулся вплоть до горы Кения на сотню миль, а то и больше.
— Теперь вы понимаете, почему я не хочу жить ни в каком другом месте, — сказала Карен. — А Денис хочет, чтобы его похоронили здесь.
— А парочка орлов свили бы поблизости гнездо, — добавил он. — Мне нравится мысль о том, что они будут парить нам моими останками. — Он прищурился на солнце — лицо было здоровое, подернутое коричневым загаром. Стройное высокое тело отбрасывало на траву лиловую тень. Между лопатками на спине — темная полоска от пота на рубашке. Рукава, закатанные до локтя, открывали загорелые руки. Я вообще не могла представить себе его в каком-то другом виде — каждый дюйм его тела дышал жизнью.
— Племя кикуйю отдает своих мертвых гиенам, — сказала я. — Если бы можно было выбирать, я бы тоже предпочла орлов.
Глава 27