— Скажите, дорогая, ну разве Берил — не самое прекрасное дитя из всех, что вы встречали?
Джинджер за обедом сидела слева от меня. Все, что мне было известно о ней, — это информация, почерпнутая из разговоров с Коки, что она была любовницей Бена. Стряхнув пепел с сигареты в резную хрустальную пепельницу, Джинджер взглянула на меня и произнесла:
— У вас походка кошки. Вам кто-нибудь говорил об этом раньше?
— Нет. — Я пожала плечами. — Это комплимент?
— Ну, естественно. — Она кивнула головой, и ее ярко-рыжие локоны шелохнулись. — Вы ведь немного не такая, как все прочие женщины здесь за столом, верно? — Глаза у нее были большие, голубые, а взгляд их — проницательный. Я чувствовала себя неловко, но сдаваться не собиралась.
— А здесь на самом деле только женщины определенного круга? — уточнила я.
— Не очень-то вежливо с моей стороны так говорить, но порой кажется, что да, так и есть. Я только что вернулась из Парижа, где абсолютно все носят вот такие платья от Ланвен и жемчуга. Это перестает удивлять уже спустя две минуты общения.
— Я никогда не путешествовала, — сказала я.
— О, вам стоит попробовать! — с энтузиазмом воскликнула она. — Самое волнующее в этом — возвращение домой. Ты приезжаешь и видишь все таким, — каким оно является на самом деле.
После того как обед закончился, все расселись вокруг камина — на стульях, скамейках, больших взбитых подушках. Карен заняла место в углу. С дымящейся сигаретой в длинном, эбеновом мундштуке в одной руке и бокалом из ярко-красного стекла в другом, она походила на героиню картины, написанной неизвестным мастером. Денис сел рядом с ней, и, проходя мимо, я слышала, как они обсуждают Вольтера. Они понимали друг друга с полуслова, не успевал один начать предложение, как другой его подхватывал. Они выглядели как единое существо, разделенное пополам. Казалось, вот так вот они всегда сидели рядом, наклонившись друг к другу, с яркими, оживленными глазами.
На следующее утро я поднялась на рассвете и отправилась с мужчинами на охоту. Я настреляла больше всех уток, уступив только Денису, и заслужила от него одобрительное похлопывание по плечу.
— Если бы я не был осмотрительным, вы бы подстрелили и меня, — заметил он, вскинув винтовку на плечо.
— Это было бы ужасно?
— Это было бы замечательно, на самом деле. — Он прищурился на солнце. — Мне всегда нравились женщины, которые умели отлично прицелиться и прекрасно ездили верхом, такой тип, который твердо стоит на земле обеими ногами и подает пример всем остальным. Иные мужчины выглядят скромно рядом с ними.
— Это описание вашей матери? — спросила я. — Это благодаря ей у вас такие предпочтения?
— Она сильная женщина, верно. — Он кивнул. — И могла бы стать великой авантюристкой, если бы на ней не висел ворох обязанностей. Вы же не сторонник размеренной семейной жизни.
Это была явная констатация. Он как-то все яснее открывался мне.
— Вам этого недостаточно?
— Африка — это лекарство, но она обладает иным удивительным свойством, — ответила я. — Она открывает простор, здесь нет границ, преград. Разве вы не ощущаете? Невозможно представить, что она давит на тебя, надоедает. Вы когда-либо чувствовали себя здесь скованно?
— Никогда. — Он ответил просто, без всякой задней мысли. — Она всегда новая, словно перерождается на глазах, верно?
— Да, верно, — согласилась я. Он выразил то, что я пыталась сказать Джинджер накануне вечером, что не раз думала про себя, но ни с кем этим не делилась, не находя подходящих слов. Кения, точно ящерица, сбрасывала кожу и представала всякий раз новой. И не нужно было уезжать далеко — надо было только посмотреть вокруг.
Денис проследовал вперед на своих длиннющих ногах, я же торопилась за ним в покрытых грязью ботинках, стараясь поймать ритм его шагов. Внутри у меня поселилось стойкое чувство, что он и я — очень похожи. Я, конечно, не смогла бы конкурировать с Карен в том, что касалось интеллекта и воспитания. Но и она не могла конкурировать со мной в том, что знала и умела я.
Когда мы вернулись в Мбогани, на площадке перед домом мы увидели два красивых авто. Еще две приглашенные пары приехали на торжество. Мистер и миссис Карсдейл-Лак, богатая чета, содержали первоклассную ферму по разведению лошадей. Она называлась Инглвуд и располагалась на севере в Моло. Также прибыл Джон Карберри с красавицей-женой Майей. Им принадлежала кофейная плантация севернее Ньери, на дальних склонах Абердарских гор.
Про Карберри я слышала, что он потомственный ирландский аристократ, но точно не знала. Он был крепкий, высокий, со светлыми волосами. В его речи сразу слышался грубоватый американский акцент. Мне говорили, что он приобрел его, когда навсегда покинул Ирландию и родное поместье. Карен представила его мне как лорда Карберри, однако он непринужденно пожал мою руку и тут же поправил, немного растягивая слова:
— Можно просто Джей Си.