Мы допили шампанское, и он отправился в Нгонг. Я же зажгла лампу, улеглась на койку в палатке и достала из мешка томик «Листьев травы». Я увезла его с собой, как вор, несколько месяцев назад и никак не могла заставить себя вернуть книгу. Открыв томик, я прочла, в который уже раз: «Я думаю, я мог бы жить с животными…» Почему я привязалась к этой поэме? Скорее всего, потому, что Денис увидел в этих стихах меня. Самодостаточность и свободу духа, воспеваемые Уитменом, связь с простыми, природными вещами — все это жило во мне и, конечно было и в Денисе. Мы узнали друг в друге близкие души, и совершенно неважно, в чем состояла правда, что было между нами возможно или не возможно.
Ветер шевелил полог палатки, за треугольником москитной сетки в свои права вступила ночь. Небо усыпали звезды, они казались близкими и ясными, прозрачными.
Глава 28
В ноябре Карен устраивала вечеринку и пригласила меня приехать и остаться у нее на несколько дней. Мои мысли и чувства разрывались между Джоком и Боем, к этой сумятице добавлялся неугасающий интерес к Денису, который немного пугал меня. Я сомневалась, стоит ли принимать приглашение. Но все-таки поехала.
Приблизившись к дому, я сразу увидела Карен и Дениса. Они изображали радушных хозяев. Гостей собралось много. Среди прочих я увидела Джинджер Мейр, с которой прежде не встречалась, но слышала о ней от Коки. Мне было известно, что она долго была любовницей Бена, но обе женщины, как ни странно, сохранили дружеские отношения. Сейчас они стояли на лужайке, увлеченные игрой, — что-то среднее между гольфом и крикетом. В ней использовались ракетки для сквоша, крокетные молотки и даже стек для верховой езды. Джинджер была одета в легкое шелковое платье, которое она просто завязала внизу, чтобы получились брюки. Она была очаровательна — с завитыми каштановыми волосами и приятными веснушками. С Коки они смотрелись как две сестры, когда старались обогнать друг дужку, чтобы ударить по кожаному мячику.
— Как ты здесь оказалась? — спросила я Коки, когда она подошла, чтобы поздороваться. — Я думала, Карен с тобой не общается.
— Она и не общается, но что-то, кажется, изменилось, — ответила Коки. — Может быть, оттого, что она нашла, что искала.
Мы обе взглянули на веранду, где стояли Карен и Денис. Они осматривали бутылки с вином — ни дать ни взять, хозяин и хозяйка дома.
— А как у тебя дела с Джоком? — спросила Коки.
— Никак. — Я пожала плечами. — Молчаливое противостояние. Я попыталась нажать на него с разводом, но безуспешно. Он не ответил. Ничего вразумительного.
— О, прости, дорогая. Но все же должно как-то разрешиться, не правда ли? Даже самое плохое когда-нибудь заканчивается. Во всяком случае, мы на это уповаем.
Когда она отошла слегка танцующей походкой и вернулась на поле, я вошла в дом и сразу увидела, что Карен просто превзошла себя. Цветы и свечи украшали комнату, на столе стоял сервиз из китайского фарфора. Каждый уголок был обустроен так, чтобы гости чувствовали себя комфортно и восхищались обстановкой. Карен неплохо писала и рисовала, но в этом случае она проявила совершенно иное мастерство, и сделала это великолепно.
— Сегодня какой-то особенный случай? — спросила я ее.
— Нет, ничего такого. — Она пожала плечами. — Просто я настолько счастлива, что не могу удержать это внутри.
Она вышла, чтобы дать указания Джуме насчет меню, а я осталась стоять, словно прикованная к месту. Я вспомнила, как несколько месяцев назад Карен сказала мне, что имеет намерение стать счастливой. По ее тону я сразу поняла, что именно так все и будет, она сделала на это ставку, точно охотник, преследующий добычу, сначала идет по следу, а потом — настигает ее. Она безоглядно ввязалась в игру, рискуя всем, и — выиграла главный приз.
Когда пришло время обеда, мы сели за стол. Слуги в ослепительно-белых куртках и перчатках приносили угощение — сменилось семь блюд. А Карен внимательно руководила всем, сидя во главе стола и позвякивая серебряным колокольчиком. Когда мы были с ней в доме вдвоем, она была одета просто — белые юбки и блузки, — сейчас же на ней было надето платье из великолепного шелка цвета спелой сливы. Украшенный горным хрусталем гребень сиял в темных завитых волосах. Лицо было напудрено, глаза ярко обведены. Она выглядела потрясающе, но произвести впечатление старалась явно не на меня.
Я привезла одно из двух платьев, в которых ездила в город, но оно выглядело явно простенько. И это был не единственный мой недостаток. Все собравшиеся за столом, похоже, были людьми одного круга — она знали одни и те же шутки и песни. Денис и Беркли были выпускниками Итона, и они все время напевали на протяжении вечера. Песенка была незатейливая, что-то о катании на лодочке, на которой «нас качает и бросает от носа к корме». Причем голос Дениса, — прекрасный звонкий тенор, — звучал громче. Смех и вино лились рекой, но я не могла отделаться от ощущения, что я — чужая на этом празднике. Я была самая молодая и самая провинциальная. Карен именовала меня «дитя». Например, она спросила Джинджер: