Обмасонивание

Что творится в мужских монастырях… Как из Константинопольской Святой Софии сделали публичный дом для священников и монахинь… Как патриарх Лука Хрисоверг запретил (законодательно!) православным священнослужителям содержать бордели и получать доходы от сводничества…

Однако идти инокине замуж…? — Дурная примета. На «Святой Руси» обще-понятная, обосновываемая отечественной историей.

Святослав-Барс привёз из первого похода в Болгарию знатную девицу из тамошнего монастыря. Своему сыну Ярополку в подарок.

Монашка? — Язычнику Святославу — пофиг. Он видит девку подходящих статей, пусть сынок порадуется.

Сынок, христианин по матери, по венгерской принцессе, «подарку» не «порадовался», а официально женился. По христианскому обряду. Новоявленная великая княгиня Юлия, вместо того, чтобы умиляться своим успехам в деле продвижения веры христовой на Русь, а себя лично — в высшую постель древнерусского государства, продолжала печалиться.

Ибо невесте христовой отвергнуть жениха небесного ради князя земного — грех неотмолимый.

Муж её тоже ощутил себя греховодником и впал в уныние.

Тут пришёл настоящий «греховодник» — братец Владимир. Которому — всё весело. Даже когда его нурманы подняли Ярополка «мечами в пазуху» — появился повод выпить. На тризне. А тоскующая гречанка-монашка-княгиня-вдова родила сыночка. «От двою отцю».

Дальнейшая судьба мальчика, объединившего в своём имени имена отца и деда, была грустна. О Святополке Окаянном сказано: «от греховного плод злой бывает». Про убийцу святых Бориса и Глеба на Руси знает каждый, им в церквах молятся. Знают и историю его матери. Поэтому взять в жёны монашку… хоть бы и бывшую… Обречь себя и детей своих на несчастья.

Марийский кугурак Изерген Ипай — из новообращённых. Русское православие понимает… очень настороженно — как бы чего ненароком не нарушить. Если бы Софочка сама к нему в постель не полезла, он бы и не настаивал — у начальства выбор есть. Но бывшая княгиня Суздальская просто не могла допустить, чтобы какая-то безродная шмакодявка ей бы указывала. А высшее место, место альфа-самки в стае хомнутых сапиенсов — под альфа-самцом. Пусть бы и без венчального обряда.

* * *

Софья поднялась с полка и что-то быстро шепнула девушке. Та смотрела на «тётушку» широко распахнутыми испуганными глазами. Она продолжала прижимать к груди веник, так что Софье пришлось его выдёргивать и стаскивать девчушку с полка за руку.

— Вот она… молодая ещё… чего смотреть… смотреть-то не на что… руки-ноги… ни сиськи, ни письки… ни оком окинуть, ни в десницу взять… давай-ка, мил дружок Ванечка, я тебе раздеться-разуться помогу… жарко-то тут в бронях-то… сейчас всё снимем-стащим… полежишь-погреешься, пропарим-умоем… уж я-то по тебе веничком пройдусь ласково, всякую мышцу-косточку разомну-распарю…

Софья, оставив свою подопечную, подскочила ко мне и стала теребить, стаскивая то портупею, то кафтан.

Умильная скороговорка меня несколько напрягла: явно какую-то каверзу пытается замылить. Заболтать, отвлечь.

Её тут вообще быть не должно, моя баня — не проходной двор. Но «тётушка» «статусы ровняет» — хвастает перед будущей служанкой и потенциальной конкуренткой за место на уде своего Ипая близостью к «особе императора». В смысле — воеводы.

Левел свой социальный, извините за выражение, «апает». Типа:

— Я тебе не абы хто! Воевода! Сам! Ко мне завсегда! Даже в своём тазике подмываться дозволяет.

Нарушение регламента — вот и подлизывается. Обслуга пустила по старой памяти — она долго у меня в прошлом году толклась. В таком… несколько непонятном статусе.

Слугам придётся… указать. Но как же чешется под лопаткой! Да что ж за грызло было у того комара, который меня так… уелбантуренно хакнул!

Я сдирал с себя вонючую, потную одежду, выворачивался из воинской сбруи, сбрасывая всё — то на пол, то на руки Софье.

Девушка вдруг глянула пристально: с левой стороны от лопатки на бок по моим рёбрам растёкся здоровенный кровоподтёк. Софья мгновенно уловила внимание:

— Ваня… Господи… Да где ж ты так? Да как же…

— Так. С коня упал.

— Ваня! Не лги! Ты ж… Тебя ж могли… А если тебя убьют?! А я куда?! А мне как?! Ваня, мне без тебя, без милости твоей… только в омут головой!

— Не ной попусту. Живой и целый. Чего это в омут? — У тебя Ипай есть, прокормит. И попомни — я никогда не лгу.

Абсолютная правда. Конь упал, я с него вылетел. Прямо под ноги двух здоровых придурков с дубинами. Которые коня-то и стукнули. Братья, вроде. Ныне покойные. Коня жалко. Хоть и местный, а — добрый.

Софья кинулась в соседнее помещение набрать воды, я тяжко уселся на лавку.

— Что глядишь, красавица? Помоги сапоги снять.

Девка, до того тупо, с полуоткрытым ртом, разглядывавшая меня, вдруг, кажется, вспомнила — где она и как она. Затрясла головой, судорожно ухватила веники и снова попыталась изобразить из них платье.

«Костюмчик из берёзы»… мрачновато. Дурная какая-то. Банной культурой… не владеет. Нерусская, что ли? Ну и ладно, попадёт к Ипаю — научится.