Обмасонивание

«Аще девку умлъвит кто к собе и дасть втолеку, на умлъвъници митрополиту 3 гривны серебра, а девце за сором 3 гривны, а на толочанех по рублю; а князь казнить».

В Уставе речь о девице. Софочка… отнюдь не «жемчужина несверлёная».

Другой вариант:

«Аще кто пошибаеть боярьскую дочку или боярьскую жону, за сором ей 5 гривень золота, а митрополиту 5 гривень золота; а меньших бояр — гривна золота, а митрополиту гривна золота; а нарочитых людий — 3 рубли, а митрополиту 3 рубли; а простой чяди — 15 гривен, а митрополиту 15 гривен, а князь казнить».

Снова — о жене или дочке.

Вдова или «пущеница» (разведённая, выгнанная мужем женщина) русским законом не защищаются. Софочке надеяться не на что. Кроме своей хитрости да изворотливости. Да ещё моей нелюбви к… к эксцессам.

Другой аспект:

«Аще кто еьблудит с чрьноризицею, митрополиту 100 гривень; а с животиною 12 гривень, а в опитемью вложит».

Что скотину и монашку по одной статье… Хоть суммы штрафов разные.

Гривна золота (весовая) примерно эквивалентна полусотне гривен кунских. Инокиня по стоимости эквивалентна «боярскую дочку и жену» из «меньших бояр» в сумме. Таков «святорусский ценник». В смысле — закон. В реале… Можно вспомнить характеристику московских монахинь иностранцем в 17 веке: «нечестные жонки… многие вельможи к ним наезжают… детей своих, от блуда рождённых, отдают в духовное сословие…».

Понятно, что за полтысячи лет, между «Уставом» и свидетельством, бывали разные… ситуации. В разных местностях, в разных коллективах. Но закон — есть.

«Жизнь многих людей в России была бы невыносима, если бы не повсеместное неисполнение закона» — есть и такое.

* * *

Митрополита надо мною нет, платить некому. Да и можно ли считать Софочку «чрьноризицею»? Она — расстрижонка, преступница монашеских обетов, «утратила связь с организацией».

Венчаться с Ипаем они не схотели. Это — их выбор. И их же — последствия такого выбора. Ипай обидится? — Его забота. Нечего было бабу в дорогу посылать. А ей самой наука. Это моя баня. И ей тут, без моего приглашения, делать нечего. Нарушение регламента должно быть наказуемо.

Хотя в данном конкретном… может воспринять как поощрение. Одурачит моих парней, сделает вид, что всё — против её воли. Типа: «и удовольствие получила, и без греха». А потом потребует компенсации. В какой-нибудь особо извращённой, подъелдыкивающей меня, форме.

Ну и пусть. Суд здесь — мой. А я «тётушку» хорошо знаю, обломаю, ежели что.

— Можно. Но без… членовредительства.

Парни, снова гомоня между собой, торопясь «занять место в очереди», вывалились из парилки, даже дверь закрыли неплотно, а я, отбросив надоевшие психологию с теологией, занялся физиологией. Ухватив эту… «на мне наседку» за бёдра, которых, по сути, нет, принялся активно… э-э-э… костюмировать. В смысле — надевать и снимать.

Женщины любят многократно переменить платье, собираясь куда-нибудь. Мужчины же менее внимательно к своему гардеробу. Налезло? Целое? — И ладно.

Девка перепугалась моей… активности. Но убедившись, что каких-нибудь… сдирания кожи, дробления суставов и выкалывания глаз — не происходит, продолжила сосредоточенно рассматривать меня.

«Это что ж мне за жеребчик такой… проказливый попался?».

Изучающей взгляд внимательных серых глаз несколько смущал. Но не в этой стадии процесса. Ибо — уже пофиг.

— Хор-рошо. Молодчина.

Я похлопал девушку по бёдрышку, блаженно потянулся.

— А теперь — пошли мыться.

Всё-таки, бедняжке досталось. Она чуть не упала, потеряв равновесие спускаясь с полка. Пришлось ловить мокрое скользкое тело. Снова прижатая к моей груди, она недоверчиво спросила:

— Я… я тебя удовлетворила? Сделала тебе… «хорошо»?

Блин! Отозвалась! Хоть вопросом. И я тут же рассыпался в комплиментах. По поводу того как у неё всё прекрасно. И душа, и тело, и снаружи и изнутри… И вообще: самое главное — «Учиться, учиться и учиться». Каждый раз, при всяком удобном случае… Когда следующий случай? — не знаю. Но — оставайтесь на линии, при первой же возможности…

Так-то, чисто утилитарно… пусть с ней Ипай разбирается. Чего-то особенного, запоминающегося…

В помоечной быстренько ополоснулся и оглянулся. Она, временами, морщилась, некоторые движения для её натруженного мною тела были, явно, болезненны. К подобной посадке, к «верховой езде» — не подготовлена. Вспоминая собственный «вестовой скок» этой зимой — могу выразить искреннее и профессионально компетентное сочувствие.

Что удивляло — спокойный вдумчивый взгляд.

Такое ощущение, что она спокойно пережила «упавшую» на неё новизну позиции, партнёра, публичности. Сумела воспринять реальность и мои наставления. Насчёт того, что «бояться уже поздно».

Обошлась без воплей и стенаний. Типа:

— Ах-ах! Сгубил-поломал! Жизнь мою несчастливую, красу девичью, несказанную…!