Обмасонивание

За год один — погиб, один — умер. Двое покалечились, женились, перешли в гражданскую администрацию. Остальные получили повышения. И убыли к новым местам службы. Тема чуть утратила «жаренность», можно было с людьми уже… поспокойнее.

За порогом бани — глухая ночь. «Майскими короткими ночами…». Майская ночь достаточно продолжительна для того, чтобы связать петлю, сунуть в неё голову и выбить из-под своих ног табурет.

Висит Ванечка.

«Ничего не отвечает,Только ботами качает».

Смерть повешенного длится около трёх минут. Поэтому им руки и связывают. У меня времени чуть больше. И прожить его надо так, чтобы не было мучительно больно. В те последние три минуты…

Мы топали через двор. Софочка мычала, толкалась, пыталась сесть на землю. Пара моих гридней, только что восторженно мечтавших с нею «поласкаться», постепенно зверели и, когда думали, что я не вижу, били её сапогами по босым ногам.

Ростислава в самом начале наступила на подол, слабо завязанная простынка с неё слетала. Теперь, светя в ночной темноте своим белым, недавно намытым и наслаждавшим меня, тельцем, семенила по тропинке, с вывернутыми назад руками, согнутая в три погибели, с торбой на голове, удерживаемая и направляемая моей твёрдой рукой.

Что-то подобное у меня здесь уже было. В «Святой Руси», в Смоленске. Тоже двор, ночь, голая женщина в сходной позиции. Там… была луна и тело побогаче. Радовало. А здесь… загрыз бы.

Топали мы недалеко.

— Здрав будь, Ноготок. Гридни, свободны.

— И тебе здравствовать, Воевода. Давненько бабья не приволакивали. Мои-то молодцы — аж заскучали.

— И ещё поскучают. Этих — в МКС.

МКС — сложившаяся во Всеволжске аббревиатура. Сболтнул Ванечка разок. А оно в народе прижилось. МКС — «место куда сажают». Не возражаю — похоже. У Ноготка так называют подземные одиночные камеры с дополнительной изоляцией. Космос.

— Ага… Режим?

— Вода, еда, одежонка, разговоры — нет.

Прогулки, помывки, больничка, передачки, свиданки, «звонок адвокату»… здесь — только «в интересах следствия».

— Вона как… Долго?

— До особого.

Ноготок внимательно посмотрел на голую, в торбе на голове, Ростиславу, полуголую, в порванной и слезшей простыне, мычащую из-под мешковины, Софию.

— Свихнутся.

— Божья воля.

Появившаяся пара подмастерьев палача ухватила Софью, я, за связанные локти, поднял с колен Ростиславу. И мы потопали.

На верхнем уровне у Ноготка архивы, кое-какие мастерские, комнаты отдыха. На втором — пытошные. Там уже полным ходом идёт процесс — исследуются подробности «восстания жрецов».

Как всегда — не хватает персонала. Особенно — сочетающих знание технических подробностей процесса и языка общения клиента. Так-то кнутом бить — есть кому. А вот спросить…

Минус третий, минус четвёртый… Пришли. Осмотрели.

Чистенько, метено. Пусто. Похоже, как меня в Киеве держали. Параша. Двойные двери. Хоть убейся об них — снаружи не слыхать. Сверху — технический этаж. С некоторыми… свойствами. Людей Бешеного Феди в этих помещениях обрабатывали эфиром, опиатами, акустикой…

Софочка дралась до последнего. Когда сорвали тряпки, вынули кляп, она принялась ругаться. В лучших традициях Степаниды свет Слудовны. Сколько лет прошло, а некоторых выражений я ещё… не вполне.

Вывернули бывшей боярышне, княгине, монахине, расстрижёнке, московско-литовской полонянке, «зам. по всём» в Ипаевом погосте… руки за спину, нагнули. И головой — вперёд. Пинком. В темноту. Похоже — предпоследнюю. Последняя в яме будет. Дверь — стукнула, засов — лязгнул. Потом — вторая.

Пока это происходило, Ростислава стояла у соседней камеры. Как поставили — лицом к стене. Молча, не шевелясь. Торбу с её головы я сам стащил. И кляп вынул. И руки развязал. Стояла совершенно безвольно, не сопротивляясь, никак не реагируя на мои прикосновения. «Выученная беспомощность».

Вот на что я купился! Вот чем она меня приманила! Падлюка! Так-то — смотреть не на что! Да мне любая даст! Да у меня такие раскрасавицы — только ждут! Чем же она меня охмурила?! В ней же ничего нет! Ну, дырка. Так такое же — у половины человечества! Только на Святой Руси — миллиона четыре!

Обман. Заговор. Волшба. Колданули, с-суки! Обмагичили, гадины! Приворотным зельем…

Ваня! С ума-то сходить не надо. Ты ж не пил никакого зелья.

Всё равно! Ведьма! «И руки её — силки дьявола»! Что-то в каменку кинули! Что-то в мазях было!

Было.

И есть. Глупость. В твоих мозгах.

Глупая самоуверенность, тупая расслабленность… Проще: сам — дурак.

Помощники Ноготка сунулись, было, ухватить и её. Вывернуть руки, нагнуть, вкинуть… Я остановил их. И тогда она, неотрывно глядя в стену перед собой в полутьме подземелья, скупо освещаемого скипидарным фонарём в руке Ноготка, негромко сказала:

— Я — твоя. В воле твоей. Господин.

И пошла. В дверь. В разверстый зев. Темноты. Подземелья. Могилы.

Двери — стукнули, запоры — лязгнули.